Сплошной криминал

Она еще сильнее прижалась к моему плечу — просто вдавила его в свою грудь. Дрожь уже не бежала по мне — трясла, колотила! Чувствовал я, что быть мне свиньей. Но все еще пытался удержаться.

— Опоздала ты малость, — безжалостно сказал я. — Ну, еще хоть весной бы разглядела… Не поздно было бы…

— Другую завел?

— Сама завелась. Из нашего класса. С детства живем рядом.

Я уж не доложился, что Настя давно призналась: «С пятого класса тебя люблю!»

— Хм! Подумаешь!.. — Вера потерлась носом о мое плечо. — Грехи молодости! У кого их нет? Кто не ошибался? Ты меня не упрекай — я тебя не упрекну. Сама я не ангелочек — и не ангелочка искала. Мне бы надежного!

— Поздно, Вера! Понимаешь? — Безжалостным я был потому, что хоть с нею хотел быть честным. — Поздно!

— Поняла, милый, поняла! — Вера снова потерлась носом о мое плечо. — Врачам пусть покланяется. Выручают врачи в таких случаях…

Мы уже выбрались на околицу, и впереди темнела громадная рига, набитая сухим сеном. Мы шли прямо к ней.

— И врачам поздно кланяться… Все поздно!

— Женишься?

— Придется.

— Но пока-то холостой?

— Формально.

— И на том спасибо!

Произнесла она это уже зло. Но — не останавливая медленный шаг. И не отрываясь от меня. Мы приближались к риге…

Потом мы убегали туда каждый вечер. Будто сильнейшим магнитом тянуло. И вообще ходили словно пьяные. Весь день пролетал как в тумане. Только к вечеру что-то прояснялось…

Не знаю уж почему — но работали мы нормально. Даже грамотки получили от совхоза перед отъездом — и Вера, и я. Поглядели друг на друга — и удивились, плечами пожали. Совсем не работа была у нас на уме. И почему она не пострадала — так мы и не поняли.

Видно, не страдает работа, когда выполняют ее счастливые. Пусть даже и не очень-то думающие о ней…

Совсем шальным вернулся я из совхоза. Три дня отсыпался дома и избегал Настю. Просто прятался от нее за усталость и сон. А она, бедная, делала вид, что ничего не замечает, ничего не понимает и всему верит. Потом снова стал как-то привыкать к ней — и женился. Пора уже было! Даже в загсе сразу заметили Настину беременность.

И Вера вскоре вышла замуж. За какого-то ответственного районного работника, который учился на курсах при областной партшколе. Видал я этого работника — приходил он иногда к концу лекций встречать Веру. Стоял в нашем институтском вестибюле, солидный, спокойный, хорошо одетый, и как бы просвечивал всех нас пристальными серыми глазами. Словно определял — чего мы стоим по большому счету и какую пользу могли бы принести в его сложном районном хозяйстве. Левую кожаную перчатку он не снимал и зажимал в ней правую — по всем классическим правилам «хорошего тона», которые гуляли по городу, отпечатанные на папиросной бумаге. И все он похлопывал себя этой свернутой перчаткой. Как бы подгонял — быстрей давай, быстрей, некогда тут прохлаждаться, дело ждет…

Может, он и очень хороший был человек. Но мне не нравился — это естественно. И не хотелось вымучивать «объективное» к нему отношение. Он был мужем Веры — и это было невыносимо. Потому что Веру я помнил всю! Каждую клеточку ее тела — каждой клеточкой своего!

А Вере — хоть бы хны! Она нежно брала его под руку и на моих глазах прижималась к его плечу грудью. Так же точно, как там, в совхозе, в сентябре, прижималась к моему плечу. И уходила с ним — счастливая, щебечущая, нарядная. Женщины это как-то умеют. Им это даже доставляет удовольствие…

Потом она получила диплом и уехала с мужем в его район, и долго я ничего про нее не знал. Даже новую ее фамилию… И может, не узнал бы, если б окраинный колхоз имени Фрунзе не выскочил неожиданно для всех, за одну зиму, — из отстающих в передовики.

Когда областное начальство убедилось, что по всем животноводческим показателям этот колхоз обогнал остальные, — меня послали туда обобщить опыт. И подготовить, если возможно, обстоятельную статью для областной газеты. В газете я уже печатался — с информациями, с обзорами. Меня считали «пишущим кадром» и за то ценили. То есть не скупились на командировки.

Так вот и появился я в марте в колхозе имени Фрунзе. Уже снежок подтаивал. Вот-вот потечет… Надо было успеть до бездорожья. Иначе во все бригады не попадешь. Потому начинать-то я решил прямо с бригад — еще по дороге, в поезде. А напоследок оставить центральную усадьбу. Она от меня никуда не убежит. А бригады могут стать недоступными.

Для председатели колхоза, очень какого-то типичного — полного, коренастого, почти без шеи, с пронзительными глазками и хитроватой усмешкой, — выглядел я, конечно, начальством. Так сказать, «шишка» из областного управления. Потому в провожатые мне он сразу же, на все время командировки, решил определить своего старшего зоотехника Веру Петровну.

— Она-то нас и окультурила, — сказал председатель. — Без нее мы и сегодня в хвосте сидели бы. Сейчас она прибежит. Я за ней послал.

Прибежала она только через полчаса — в платке, наспех причесанная, в кирзовых сапогах, в коротком распахнутом полушубочке…

Это была Вера! Никак не ждал! Потому что не знал ее новой фамилии. В институте она доучивалась под старой, девичьей.