Спокойной ночи, красавчик

Я знаю, что тебя зовут Джонатан – ты один из тех парней, которые записались на этот курс только потому, что большинство студентов – женщины, но Бретт – это имя для придурка, а ты таким и кажешься.

– Извини, – говорит Энни.

– Хорошего дня.

Она собирает свои записи и ждет, пока последние студенты уйдут, прежде чем выключить свет, не зная, как пережила эту лекцию. Энни сорок пять минут выступала перед переполненной аудиторией вечно не выспавшейся молодежи, анализируя, как авторы-мужчины описывают женских персонажей в шести известных произведениях, начиная с «Ночь нежна» Ф. Скотта Фицджеральда. – «Вся она трепетала, казалось, на последней грани детства», – читала Энни вслух, стоя перед студентами и надеясь, что они не заметят, как книга дрожит в ее руке, – «Без малого восемнадцать – уже почти расцвела, но еще в утренней росе[47]». – Энни раз сто подумывала отменить занятия, но этим утром решила, что не станет. Она сойдет с ума дома, сидя одной в ожидании услышать, как Сэм поворачивает ключ в замке.

Энни спешит через двор к зданию факультета, простому и обветшалому, совсем не похожему на Колумбийский Университет. Но именно этого она и хотела. И она, и Сэм – они оба хотели упростить жизнь. Энни была загружена по горло с тех пор, как получила диплом в Корнелле, где и осталась преподавать. Она завершала свой следующий, двухлетний контракт в Колумбийском Университете, и размышляла, что делать дальше, когда встретила Сэма. Ей предложили работать в Университете штата Юта, с возможностью быстро опубликоваться, но она отказалась и согласилась на должность приглашенного преподавателя в крошечном гуманитарном колледже Честнат-Хилла, в северной части штата Нью-Йорк, следуя за первым мужчиной, которого по-настоящему полюбила.

Небольшая группка людей ждет лифта, и Энни решает подняться в свой кабинет на третьем этаже по лестнице. Она отпирает дверь, когда Элизабет Митчелл, декан факультета, выходит из своего кабинета тремя дверями дальше.

– Энни, – окликает она. – Что вы здесь делаете?

– У меня рабочее время, – отвечает Энни.

– Я знаю, я о том… – колеблется доктор Митчелл. – Я видела статью о Сэме.

– А, да, – говорит Энни.

– Вы не обязаны здесь быть, – произносит доктор Митчелл. – Вы могли бы…

– Мой отец был из старинного рода трудолюбивых ирландских католиков, – возражает Энни. – Я научилась справляться со своей болью.

– Но, если вам нужно время…

– Спасибо, – обрывает Энни, входя в свой кабинет, оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы видеть настенные часы. Еще час. Она сможет. Энни садится за стол и достает сэндвич, купленный перед лекцией в кафе студенческого союза. Прессованная индейка со швейцарским сыром и двойной порцией перца халапеньо, точно такой же, как она всегда покупает перед работой, каждую неделю. У нее есть привычка снова и снова заказывать одно и то же. Это сводит Сэма с ума. В Нью-Йорке, когда они только начали встречаться, они ходили в один и тот же итальянский ресторан минимум дважды в неделю: «Фрэнки-457», в квартале от ее квартиры. Сэм недоверчиво уставлялся на нее, когда она каждый раз делала один и тот же заказ: сосиски с пастой кавателли и зеленый салат. Энни так ярко вспоминает озадаченное выражение его лица. – Не хочешь попробовать что-нибудь еще?

– Я знаю, что мне точно нравится, и не против это заказать, – ответила она. – Привыкай.

Но сегодня при виде сэндвича у нее скручивает желудок. Энни бросает его в мусорное ведро и копается в сумке, ища телефон. Она открывает «ФэйсТайм» и звонит Мэдди – та отвечает сразу же. Ее каштановые кудри собраны в пучок, на голове наушники.

– Что делаешь? – Спрашивает Энни.

– Иду на пробежку, – говорит Мэдди, и один лишь звук ее голоса успокаивает нервы Энни.

– Ты же ненавидишь пробежки.

– Знаю, что ненавижу, но все в ресторане бегают эти дурацкие пять километров и… подожди. – Мэдди останавливается. – Что-то случилось? По лицу вижу.

Энни встает и закрывает дверь кабинета. – На имя Сэма пришли кое-какие счета, – шепчет она.

– В каком смысле счета? – Спрашивает Мэдди.

– По кредиткам. – Первый прибыл вчера: «Чейз Сапфир Преферред», с максимальным кредитным лимитом в 75 тысяч долларов. Энни была ошеломлена, но старалась не придавать этому особого значения. Переезд, новый дом – она понимала, что все еще должно утрястись. Но этим утром, заглянув в почтовый ящик, она обнаружила еще один счет: от «Кэпитал-Уан» с долгом в 35 000 долларов. – Что, черт возьми, он купил? – Спрашивает Мэдди.

– Лучше спроси, чего он не купил. – Просто нелепо, сколько Сэм спустил на всякий хлам. Энни долго просидела в машине на факультетской стоянке, просматривая список. Три сотни за беговые кроссовки. Пять тысяч за ковер для офиса Сэма. Шесть кофейных чашек по 34 доллара за штуку.

– Ты знала, что у него были эти карты? – уточняет Мэдди.