Спокойной ночи, мама

Но, заботясь об интеллектуальном развитии ребенка, миссис Кроуди не могла научить его постоять за себя физически. А это, увы, было необходимо — быдло, как известно, не любит слишком умных. Джонни нередко приходил домой зареванный, с синяком под глазом. Бывало, в таких случаях он жалел об отсутствии отца или старшего брата, который мог бы разобраться с обидчиками. Но по здравом размышлении он приходил к выводу, что отец, скорее всего, заявил бы, что это его проблемы и что парень должен сам уметь постоять за себя. Да и потом, у обидчиков тоже были отцы и братья, так что это не выход.

Миссис Кроуди, как могла, утешала заплаканного Джонни, а потом шла в школу и жаловалась директору. Обидчикам попадало, и они били Джонни снова — за ябедничество. Странный закон стаи требовал, чтобы жертва сносила издевательства без сопротивления — тогда, может быть, в следующий раз ей позволят поучаствовать в травле кого-то другого. Но Джонни был не настолько глуп, чтобы подчиняться подобным законам. Миссис Кроуди снова шла в школу, а также звонила родителям обидчиков и грозила судебными исками. В конце концов даже самые тупые усвоили, что с Джоном Кроуди лучше не связываться. Его больше не трогали, но и общаться с ним всячески избегали. У него даже перестали просить списывать, тем более что он и не давал. Вокруг Джона образовался вакуум; наивные, они надеялись досадить ему этим. Да Джонни был просто счастлив, что этот сброд малолетних дегенератов оставил его в покое. О, с каким удовольствием он убил бы их всех, каждого когда-либо издевавшегося над ним придурка! Почему, ну почему нельзя было заплатить их жизнями за продление жизни мамы?

Конечно, не все в классе принадлежали к этому ненавидимому Джоном разряду. Были мальчики, которые вполне могли бы стать ему приятелями, но они не осмеливались пойти против заводил. Ну и пусть, невелика потеря. Джонни не нужны были друзья из числа сверстников. У него уже был друг — лучший друг, какого может пожелать себе человек. Его мама. К ней он всегда мог обратиться со своими проблемами, ей он все рассказывал без утайки и знал, что всегда найдет сочувствие, понимание и утешение. Лишь одну свою печаль он держал от нее в тайне — страх за ее жизнь. Этот страх мог отступать в тень, мог не заявлять о себе неделями — подобно коварной, подтачивающей изнутри болезни, которая подолгу позволяет человеку чувствовать себя здоровым, а потом вдруг пронзает кинжальной болью приступа. Так и сознание Джона порой в самые неожиданные моменты, во время просмотра веселой комедии или разговора о прочитанной книге, вдруг пронзала леденящая мысль о том, что через не такое уж большое число лет его мать умрет, и срок этот неотвратимо близится с каждым днем. Иногда, такая мысль не возникала неожиданно, а являлась результатом наблюдения за лицом, фигурой, походкой матери — наблюдения, показывавшего, как она все же постарела по сравнению с ранними детскими годами Джонни; тогда боль была не острой и пронзительной, а тупой и ноющей. Не раз и не два снился Джону один и тот же кошмар — как утром никто не будит его (давно прошли те времена, когда он просыпался раньше всех), он встает и понимает, что опоздал в школу. Школа его не волнует, но почему мама не разбудила его? Он бежит в ее комнату и находит ее мертвой. Иногда сон варьировался и мамы в комнате не оказывалось; Джонни приходилось бегать по всему дому, разыскивая ее, но кончалось всегда одинаково — выяснялось, что она умерла по дороге в ванную, или на кухне, или в кресле перед телевизором, или где-нибудь еще. Каждый раз Джонни вспоминал во сне, что ему раньше уже такое снилось, но это не спасало — являлась мысль, что раньше это были сны, а теперь происходит на самом деле. Говорят, во сне достаточно лишь заподозрить, что ты спишь, чтобы тут же проснуться; увы, далеко не всегда это так! Лишь на самом пике отчаянных рыданий над трупом матери кошмар отпускал свою жертву, и Джонни просыпался на мокрой от слез подушке.

В старших классах сверстников Джона охватила эпидемия сексуальной озабоченности, и сам он тоже не избежал «прелестей» пубертатного периода. Он сам открыл для себя мастурбацию и некоторое время занимался ей, не зная, что это такое; но в этом было что-то безусловно грязное, и рассказать матери он не решился — это стало второй его тайной. Потом он прочитал учебник по биологии и понял, что к чему, однако занятия своего не бросил, поражаясь про себя глупости других парней, которые бегают за девчонками, чтобы получить то же самое удовольствие куда более сложным способом. Миссис Кроуди, впрочем, догадывалась об этом его занятии, но не вмешивалась, не пыталась его застукать или что-то ему сказать, находя, что это куда более безопасно, чем если бы ее сын спутался с какой-нибудь девкой. Таким образом, даже и в этот период Джон не искал новых знакомств и привязанностей за пределами дома; мать по-прежнему оставалась единственным небезразличным ему человеком.