Спокойных не будет

Я впервые видел ледоход на сибирской реке. Зрелище это страшное и притягательное, как пожар. Вода поднималась на глазах метр за метром. В низине она уже переступила береговой порог и пошла вширь. Достигла бани, обогнула ее и двинулась к домикам Петра и Трифона и дальше — к палаточному городку, к столовой и продовольственным складам. Мы столпились на обрыве, словно загипнотизированные могучей игрой воды и льда, разрушительной силой стихии, ее клекотом, скрежетом и размахом. Вода, разливаясь, тащила за собой лед. Гигантские льдины, вспахивая землю, вползали на берег и медленно, толчками, подбирались к постройкам.

— Чемодан-то у меня на полу, зальет, пожалуй! — крикнул Серега Климов, срываясь с места.

Он побежал, скользя по склону, к палаткам, и тщетно Петр приказывал ему остановиться: Серега, разбрызгивая резиновыми сапогами лужи, скрылся в палатке, выметнулся оттуда с чемоданом в одной руке, с постелью — в другой, сгорбившись, стал взбираться на откос. Петр, наблюдая за ним, отметил с сокрушением:

— Вот сукин сын! Земной шар расколется надвое, а он будет заботиться о своем барахле. Собственник сидит в нем, как ржавчина,— всю душу разъела.

Трифон с опаской поглядывал на свой домишко. Волна подобралась к крылечку и лизнула нижние ступени. Анка схватила мужа за плечо.

— Гляди, Трифон, как прет, уже на вторую ступеньку забралась!

— Вижу,— отозвался тот и, сдвинув со вспотевшего лба шапку, вопросительно взглянул на Петра.— Может, вынести чего... самое необходимое?

— Склад убирать надо,— сказал Петр,— Алеша, бери своих ребят и переносите все, что есть в складе, туда, на холмы. А ты, Трифон, беги в столовую, Катя покажет, что необходимо спасти в первую очередь. Сейчас подойдут тракторы...

А в это время льдина, большая, зеленоватая, красивая, точно литая из стекла, подплыла к бане. Она легонько стукнула об угол своим граненым бортом, точно попробовала это утлое сооруженьице на прочность. Потом развернулась другим боком и без усилий смахнула баню, как перышко, понесла, пересчитывая бревна.

С обрыва было видно, как вода бурливыми толчками взлетала ввысь,— будто невидимые лифты возносили ее на береговые этажи: Мы кинулись к складу — сараю без ворот и замков, наскоро сколоченному из фанеры и теса. Как во всяком складе, здесь были в беспорядке навалены мешки с мукой, сахаром, крупами, ящики, мясные туши. Рядом с сараем, прямо на земле, под брезентовым пологом, врассыпную — коробки с консервами: мясными, рыбными, овощными, с компотами. К ним без надобности пока не прикасались.

Мы взваливали мешки и ящики на плечи и тащили их вверх по холмам, сваливали в безопасных местах. Пальто, стеганые куртки, шапки — все пошвыряли наземь: майское солнце и работа горячили.

Тарахтя мотором, подполз трактор с прицепом на полозьях.

Последние мешки и ящики мы поднимали уже из глубокой лужи, забредая в нее по колена.

Вода схлынула мгновенно. С ревом и грохотом она ринулась вниз. Где-то там, впереди по течению, прорвало мощный ледяной шлюз. Бешено крутящиеся, злые воронки напоминали бездонные колодцы. Река слизнула все, что непрочно было привязано к земле.

Мы стояли на холме небольшой группой и смотрели на низину, где, смыв все на пути, пронеслась вода. В сердце закрадывалось чувство страха и восхищения перед невиданной силой реки.

— Ничего себе характерец у нашей речки! — сказал я негромко.

Петр усмехнулся по-доброму и снисходительно.

— Что ж, характер на характер... Придется потратить несколько выходных, чтобы навести порядок после стихийного бедствия.

Через некоторое время местность, где мы жили, начала принимать прежний вид. Стояла баня, новая, просторнее и удобнее прежней, склад, клуб; одновременно заложили строительство двух домов — чтобы выбраться наконец из палаток.

В неурочные часы плотники ремонтировали дома Петра и Трифона.

Свою избенку Трифон отделал первой: починил крыльцо, навесил новую дверь, перебрал в сенях пол. На окна надел резные наличники; выкрасил их масляной краской — белой и голубой,— и избушка приняла обличье сказочного голубоглазого теремка. Его хозяйка Анка наводила красоту в комнате: мыла, скоблила, шила яркие ситцевые занавески, весело напевая. Она думала о маленьком, готовилась к его появлению и уже определила для него заветный уголок.

Трифон перебрался на новый «объект» — приводил в порядок домишко Петра. Он и его украсил наличниками, еще более замысловатыми, вырезав их и раскрасив по затейливым рисункам Лени Аксенова.

Елена, отойдя на несколько шагов от дома, взглянула издалека и поморщилась.

— К чему эта пестрота? Несуразица какая-то... Точно балаган.

Глаза Петра сузились от улыбки.

— А по-моему, хорошо, Лена. Весело, забавно.

Она спросила меня:

— А как думаешь ты, Алеша?

— Не дом, а картинка,— сказал я.

Леня Аксенов взглянул на Трифона.

— А мы старались, сил не жалели.

— Их похвалить надо,— сказал Петр,— за выдумку, за радение, а ты порицаешь, хозяйка.

Трифон, нервничая, играл топором. Лезвие блестело в лучах солнца, как лед.