Спокойствие не восстановлено

Квартальный, к великому всеобщему страху, от предложенного отказался, чего прежде с ним не случалось, из-под мохнатых бровей оглядел цепкими глазами мастерскую и осведомился:

- Чем торгуете, почтенные?

Вопрос этот был странен и даже нелеп, учитывая, что знал он деда и его лавку с давних пор и, слава богу, лучше других был осведомлен о том, что в ней продается.

Однако, коли начальство спрашивает, следует не мудрствовать, а отвечать, и дед с почтением поклонился:

- Известно чем, Иван Иванович, балалайками, гитарами, гармониками, а более промышляем ремонтом, починкой то есть.

- Я не о том, - насупился квартальный. - Что не самоварами торгуешь, сам знаю, не дурак, поди. А вот своим ли?

- То есть? - не понял дед.

- Не краденым ли? Нет ли в доме чужого?

Тут дед малость посветлел. Мало бы какая нужда может случиться у человека. И отчего ему нужна лишняя полтина. Ибо только так расценил дед теперь визит квартального. Спрашивать, не краденым ли торгуют возле Сухаревки, все одно, что интересоваться у рыбы, не в воде ли она плавает. Кому на Сухаревке не случается продавать краденое? И разве написано на балалайке, ворованная она или куплена в свое время на свои кровные?

У Гошки же при словах квартального все внутри оборвалось. Ему почудилось, что тот, неведомым образом узнав про Гварнери, сейчас направится прямехонько в чуланчик и извлечет узел с инструментом.

- Господь с тобой, Иван Иванович! - запел дед. - Сколько годов меня знаешь, нешто за мной когда какой грех замечался? Или... - дед сделал почтительную паузу, - когда от меня благодарностей в положенный срок не случалось? Молимся за твое здоровьице денно и нощно, и за супругу, и за детишек...

- Ты, Семен, мне глаза не замазывай сладкими словами, - прервал квартальный дедовы медоточивые речи. - Я тебя знаю, и ты меня тоже. Зря не приду. Показывают на тебя, доносят. Прежде не было. А сейчас есть.

- У какого злодея язык-то, чтоб ему отсохнуть, повернулся! - в голос вступилась тетка Пелагея, жена дяди Ивана.

Дед свирепо зыркнул, тетка захлебнулась, умолкла.

- Ваше благородие... - развел руками дед Семен. - Вот те истинный крест... Хоть весь дом обыщи... - Тут Гошкина душа стремглав ринулась в пятки. - Ничего чужого али краденого нетути.

- Я в твоем тряпье да щепках не буду рыться, много чести. А упреждаю - будь аккуратнее.

Повернулся и вон из мастерской. Дед за ним. Донеслись приглушенные голоса. Звякнул дверной колокольчик.

Вошел озабоченный дед.

- Что там, папаша? - спросил Гошкин отец.

- Чудно! - в раздумье произнес дед. - Спервоначалу решил: собирает ребятишкам на молочишко. Однако, похоже, в другом загвоздка. А в чем - не пойму.

Дядя Иван пустился в длинные рассуждения. Гошке они - мимо ушей. Сжался на своем месте. И крепли у него опасения и даже уверенность, что визит квартального необъяснимым, загадочным образом связан с Сережей и его инструментом.

День прошел уныло и тревожно. Всех испугал внезапный приход квартального. А Гошку еще больше насторожила дедова фраза, сказанная вполголоса отцу и дяде Ивану:

- Взять-то взял. Да, похоже, не все в его руках...

Ночь спали худо. Гошка слышал, как на печи ворочается и кряхтит дед, переговариваются шепотом отец с матерью и дядя Иван с теткой Пелагеей. Словно гроза нависла над домом, а какова тому причина, неведомо.

В пятницу, позавтракав кашей с постным маслом, принялись сумрачно за дела. Колом стоял в памяти квартальный.

После обеда припожаловал к Гошке его заказчик Матя. Попался на глаза деду, тот обругал:

- Ты еще тут путаешься, пиявка. Шел бы, не до тебя нынче.

- Обижаешь, сударик. Грех человека, созданного по образу и подобию божьему, уподоблять червю, хотя и полезному в иной час. С бессмертной душой, к тому же...

- Это у тебя душа? Не примечал что-то. Похоже, вместо нее господь медную копейку вложил в твое бренное тело.

- Богохульствуете, Семен Яковлевич...

Но деду было и впрямь не до полунищего барышника. Ушел, оставив Матю в мастерской вдвоем с Гошкой.

И - чудны твои дела, господи! - Гошке показалось, что и Матя, подобно квартальному, шарит глазами по мастерской.

"Со страху мерещится", - решил Гошка.

- На-ко вот, - протянул Мате подлатанный инструмент.

Матя его придирчиво осмотрел, по-видимому, остался доволен. И вздохнул, как показалось Гошке, притворно.

- Только, сударик, расчет потом. Ноне обеднел совсем.

"Начинается! - с тоской подумал Гошка. - Ну, погоди, со мной этот номер не пройдет!"

- Вот что, Матя! - Гошка поднялся с табуретки. - Хоть и перебежал тебе дорогу, но задаром работать не буду. Пока не отдашь деньги, не приходи. И дедом не пугай, отколотит, так не убьет же. Понял?

- Горяч, сударик! Горяч! Все в руках божьих. Нынче одно, завтра совсем другое. Сказано же, пути господни неисповедимы.

- Тумана не напускай. И господь тебе в твоих делах не товарищ...

- Ну, ну, сударик... Кто кому товарищ, не нам, грешным и малым людишкам, судить...