Спокойствие не восстановлено

- Никита Трофимович, не погуби! Ты при барине шея. Куда поворотишь, туды и голова. Спаси! Век буду помнить. Знаешь меня, отплачу...

- Семену с одним из мальцов - в столярку. Остальным на барщину, - не поведя бровью, продолжал ровным бесцветным голосом Упырь.

- Сжалься! Пропадем! Самое время пахать...

Дед обхватил Старостины воняющие дегтем сапоги.

- Харч получите у Акулины. И тотчас на работу. Дармоедов и без вас полно. Ивану с Николаем пахать под овес возле старой межи. Пелагее - на птичник, Марье - на скотный двор, другому мальцу - в подмогу конюхам.

Месячина! Слышал Гошка про такую радость: ни кола ни двора. За единый прокорм на барина горб ломать. Сказывали, будто бы перевелась она к нынешнему времени. Да, видать, не всюду. И на тебе - угодили!

В людской Яковлевых встретили с усмешкой:

- Явились - не запылились, баре московские. Вас тут только не хватало!

Людская была бы просторной избой, кабы не натолкали в нее сверх меры дворовых: молодых и старых, холостых и семейных. Понятно, новым людям не радовались: еще теснее остальным.

В столярке, вопреки опасениям, их встретили по-иному. Маленький подвижный старичок на одной ноге, вторую заменяла деревяшка, судя по рубахе и штанам, отставной солдат, весело воскликнул:

- Ну вот и смена подоспела!

На что дед дипломатично отозвался:

- Подмога, Прохор Аверьянович. Твоего главенства и хлебца не отобьем...

- Брось, Семен, хитрить. Хлебец свой сирый все одно получу. А командовать мне не с руки. В помощники, коли возьмешь, останусь, а генералом ты будешь. И давай-ка поздороваемся по-русски!

У деда Семена, тронутого искренним приветом, повлажнели глаза. Старики обнялись и троекратно поцеловались, ткнувшись друг в друга бородами.

В столярке пахло родным и знакомым - деревом, кожей, клеем. Золотились и шуршали под ногами стружки.

"Неужели, - думал Гошка, - судьба наконец-таки смилостивилась?"

Дед Семен оттаял, размяк. Пространно и с чуждой ему многоречивостью рассказывал о внезапно обрушившихся бедствиях, благо отставной солдат слушал внимательно и сочувственно. Горевал дед Семен по поводу избы и нынешнего положения семьи.

- Все ж спробую, поклонюсь барину. Сам и здесь не в обиде. А вот сынов с невестками на землю бы надо.

- А что? Спробуй! - кивал Прохор. - Спина не переломится. Только едва ли тебе удовлетворение выйдет. Не похоже на то. Однако истинно сказывают: попытка - не пытка, спрос - не беда.

Остались ночевать в столярке, низеньком помещеньице, пристроенном к погребу.

- Мне веселее, - сказал Прохор, - ночью по-стариковски плохо спится, будет с кем перемолвиться словом. И чарочку сподручнее осушить с товарищем.

Господский дом при ближайшем рассмотрении оказался запущенным. Осыпались местами штукатурка и лепка. Покривились и скрипели под ногами ступени, шатались перила. Требовала свежей краски зеленая крыша. Видно было, не в гору идут обитатели имения, а либо топчутся на месте, либо помаленьку беднеют.

Барин в стеганом синем халате, синих туфлях с трубкой в руке вышел на открытую веранду. Дед Семен с Гошкой, скинув шапки, стояли внизу.

Выслушав смиренную дедову просьбу: посадить сыновей на землю, даже без вспомоществования лесом, "Стабарин", как его называли заглазно прозвище, родившееся от скороговоркой произносимых слов: старый барин, оттопырил нижнюю пухлую губу.

- У меня, Семен, не богадельня. Все трудятся, зарабатывая хлеб насущный. Держал тебя на оброке, весьма умеренном, заметь. Теперь ты гол как сокол. На обзаведение лошадь нужна и зерно, да мало ли чего еще. Всего этого дать сейчас не могу. Времена не те. А известно, в иные времена иные песни. Держали оркестр и артистов, сам знаешь. А теперь единственная работа по твоей части: рояль настроить. Оставлю тебя столяром, и за то скажи спасибо.

Дед Семен, а за ним поспешно и Гошка низко поклонились:

- Премного благодарен, батюшка. Разве о себе пекусь? Мне при вашей милости и жизни лучшей нет, за счастье почитаю. А вот сыны с невестками...

Стабарин испытующе глянул на деда Семена:

- Волю вам государь дает. Чай, слышал? Так уже потерпи малость.

Дед не попался на удочку. Ответил простодушно:

- К чему нам, батюшка, воля? Куда мы денемся без вас, благодетелей.

- Короче, не вижу основания менять решение старосты. Благодари бога, что столяр у меня плох. Самоучка и строптив.

Прохор, выслушав деда Семена, заметил:

- Другого чего было ожидать! Боятся мужицкой воли, как черт ладана. Кой теперь смысл ему на тебя и твое обзаведение тратиться? Да никакого! На месячине мужик или баба ровно скотина. Кроме корму, никаких расходов. Худо ли барину?

Гошка с дедом Семеном остались у Прохора. Акулина, господская ключница, баба сердитая и крикливая, поворчала, но, благодаря расположению к отставному солдату и его личной просьбе, стала отпускать продовольствие на них двоих отдельно от семьи.

- Не обеднеют господа Триворовы... - заметил весело Прохор, сам, как видно, беспокоившийся за исход своего ходатайства, - если старому да малому перепадет лишняя ложка каши.

- Во-во! Все вы таковы, - распалилась Акулина. - Готовы барское добро в одночасье пустить на распыл!