Спокойствие не восстановлено

- А знаешь, Александр Львович, неохота мне нонче твоих холопов бить. Душе противно...

Кровь схлынула с лица Триворова. Он медленно поднялся с кресла и так же медленно достал из кармана револьвер. "Бульдог", - мелькнуло в Гошкиной голове. Щелкнул взводимый курок.

- Застрелю, как собаку...

Мартын тоже побледнел:

- А что, стреляй! Мужики спасибо скажут.

Гошка - он стоял сбоку и чуть-чуть позади Стабарина - прыгнул на помещика.

Грохнул выстрел. Пуля, предназначенная Мартыну, подняла пыль под его ногами.

- Та-ак! - протянул Мартын. - Стало быть, за службу. Премного тебе, Александр Львович, благодарен.

- Приказчики, вязать! - заорал Стабарин. - Чего стоите!

- Верно... - все тем же тихим голосом произнес Мартын. - Вязать его... - и кнутом указал Упырям на помещика.

Толпа ахнула. Стабарин оцепенел.

- Ну! - Мартынов кнут опоясал разом обоих Упырей. - Кому велено!

Упыри коротко между собой переглянулись. Кабы один Мартын. Полсотни мужиков с ним. Сила! Нерешительно двинулись к помещику.

- Назад! - закричал тот истошно. - Запорю насмерть! В Сибири сгною!

- Ну! - повторил Мартын, и кнут вторично, с еще большей силой прошелся по Упырям. - Веселее, родненькие! Так ли, мужички?

- Так! - в один голос откликнулась толпа. - Так, Мартынушка!

И когда Упыри было замешкались подле упиравшегося Стабарина, Мартынов кнут поднялся и со свистом опустился еще раз:

- Убью, псы!

Упыри, коим собственная шкура была куда дороже бариновой, заработали споро и сноровисто. И как ни визжал Стабарин, как ни отбивался, был он раздет до пояса, повален на скамью и повязан.

Первый удар лег на Стабаринову спину.

- А-а-а! - закричал дико Александр Львович Триворов, российский дворянин, впервые в жизни отведывая того, чем он бессчетно потчевал своих крестьян.

Красная полоса вздулась поперек дебелой спины.

И снова.

- А-а-а! - еще истошнее Стабаринов голос.

И так третий, четвертый раз. После пятого удара Стабарин взмолился:

- Хватит, Мартынушка! Будет!

- Ты не меня - мужиков проси. Перед ими более всех виноватый!

- Вели отвязать, Мартынушка.

Мартын распустил веревки.

Поспешно сполз Стабарин со скамейки, рухнул жирной тушей на колени:

- Отпустите душу на покаяние, православные... Век за вас буду бога молить...

И троекратно стукнулся лбом оземь. Отворачивались мужики и бабы, неловко было смотреть в выпученные глаза владельца и владыки, ныне поверженного в пыль.

- Ладно уж... - раздались голоса. - Будет!

- Только своих слов не забывай...

Двое мужиков из толпы оттащили Александра Львовича под черемуху.

- А не ему одному нынче праздник, мужички?

- Вестимо, Мартынушка! - зло и весело отозвались из толпы. - Мы тута кое-кого для тебя еще придержали...

Маялись, тосковали в первом ряду два приказчика да пяток господских прихвостней поменьше. Запахло жареным, начали было налаживаться с горячего местечка. Не тут-то было! Сомкнулась стеной толпа, ужом не проскользнешь.

Вышла мужичкам потеха!

В Упырях объявилась-таки разница. Один так и пролежал, сцепив зубы, под Мартыновым кнутом, другой - плакал, просил пощады. Людишек помельче перебирали со смехом всем миром: кому сколько и как. Иных розгами учили, иных - кнутом. Двоих вовсе отпустили по бабьему заступничеству: не вредные, мол.

Когда невиданное дело было закончено, встал вопрос: как быть с наказанными дальше? Распустить всех по домам или придержать от греха. Мнения разделились, и решающим оказалось Мартыново:

- Отпустить, православные, никогда не поздно. А до времени - не стоило бы. Сколь Упыревы да бариновы слова и клятвы стоят, надобно поглядеть.

- Куды их денешь? - вопросили из толпы.

- Эва, задача! - откликнулись оттуда же. - Да хоть в любую баню. И замок снаружи.

- Нет, мужики. Кого можно и банькой остудить. А Александру Львовичу, пожалуй, чести и поболее следует воздать. Берите-ка его, - кивнул в сторону Стабарина, - и айда за мной.

Мужички переглянулись, пожали плечами, однако послушались. Чудеса! Ныне среди них вожаком - Мартын - главный барский кат.

Как было сказано, в запустении лежала Каменка. Покинуто, ради Никольского, некогда богатое имение. Нынешним Триворовым не по силенкам оказалась забота о двух поместьях разом, потому заколочен был барский дом, осевший под дождями и ветрами. Поржавела и провалилась местами крыша. Сгнил и обломился флагшток на круглой башенке. В плачевном состоянии находились и флигели - не жила в них более многочисленная дворня. И парк был запущен до предела. Вековые дуплистые дубы и липы тонули в молодой поросли. Но именно в парк направился Мартын. И, к великому удивлению мужиков, привел их к развалинам грота, некогда украшавшего парк и служившего местом развлечения и отдыха владельцев. При виде грота Стабарин приметно забеспокоился, спросил искательно и тревожно:

- Зачем сюда, Мартынушка?

- Сам знаешь, Александр Львович, что тут есть.

- Мартынушка... - взмолился Стабарин, - что хочешь сделаю, волю дам, земли... Только не надо сюда...

- Нет, барин, как раз сюда-то и надо. Откушал ноне одного своего кушанья, отведай и другого...

Заплакал Триворов:

- Ты-то откуда знаешь? До тебя все было...