Сполохи (Часть 1)

- Татьба... Без меня батяня ни одной лодьи не сладил бы. - Он поднялся рывком, протянул к Бориске руки. - Неужто ни полушки не заробили они на лодейном строении? - Он вскочил с топчана, заметался по келье. - Просил батяню: ожени - невеста есть, да отдели, свое хозяйство поведу. Где там! За плеть взялся, а я - ходу! Невеста тож стервью оказалась: не пойду, грит, за неимущего. Обозлился я на весь белый свет и порешил - уйду в монастырь. Для пострига вклад нужен, те деньги - семь рублёв - и пригодились. Год спустя, в первую неделю опосля Филиппова заговенья постригся, Корнеем стал. Поныне пребываю в чернецах, молюсь за вас, грешных.

- А душа-то неспокойна, не на месте душа, - заметил Бориска.

- Верно, братуха! - Корней остановился возле брата, положил ему на плечо тяжелую ладонь. - Мало мне этого. Зри, какова келья у инока Корнея: темница, а не жилье! Казенная. Кто из старцев деньги собинные держит, тот келью сам выбирает и купляет. Те старцы в чинах: кто приказчиком на усолье сидит, кто вершит в черном соборе дела, а про келарей да казначеев и говорить неча.

Он наклонился к Бориске, зашептал в самое ухо:

- Не можно всю жизнь в простых иноках маяться, не хочу, чтоб на мне ездили. Чуешь?

- Чую, - пробормотал Бориска, - гордыня тебя одолела, братуха.

Корней отстранился, губы скривил в усмешке.

- Наслушался Неронова. Брось ты его, не ходи с ним - пропадешь.

- Это еще почему?

- Пойми же, - горячо заговорил Корней, - с Никоном бороться, что плетью обух перешибать. - Он выпрямился, прислушиваясь, выглянул за дверь, потом плотно притворил ее. - Я тут насмотрелся всякого и посему в благочестивых да смиренных веру потерял. Средь братии иные есть, ровно бараны. Крикни сейчас Неронов: "Прав Никон!" - половина за ним пойдет, потому как боготворят протопопа, не разумея за что. А все оттого, что неграмотных полно в обители, ни честь, ни считать не умеют, древние предания на слух повторяют.

Старший брат надолго уставился в окно, затем повернулся спиной к лампадке, лица его не было видно.

- Но мало быть грамотным, - продолжал он. - Кичимся православностью, вопим, бия в грудь перстами: "Соловецкий монастырь для всей Руси столп благочестия!" А что на деле? Кто больше урвет, тот и в князях. Эх, Бориска, видно, такова доля: с волками жить - по волчьи выть.

Бориску испугали чудные слова брата: монах, а такое сказывает. В смятении поднялся он с табурета, осторожно спросил:

- Веришь ли ты в бога-то?

Голос Корнея прозвучал глухо:

- Не знаю... Егда сюда пришел, денно и нощно молился. Войдя в грамоту, чёл книги древние, евангелия, жития основателей монастырских и много из тех книг постиг благотворного. Возомнивши себя всесведущим, стал брать слово на большом соборе, да окромя бесчестия от старцев соборных ничего не слышал; архимандрит меня плетью смирял дважды.

- Однако за что же?

- За то, что перечил старцам, напоминая им, бражникам, о заветах Зосимы и Савватия хранить благочестие да держать в сердцах своих страх божий.

Бориске не верилось, он недоверчиво покачал головой.

Корней стиснул ладонями лицо, провел ими от лба до подбородка.

- Опосля того отдали меня под начал старцу Герасиму Фирсову. Прославился сей чернец тетрадками своими о перстосложении. Я те тетрадки чёл, да умного в них отыскал мало, поелику1 книг больше Герасима ведаю. Что толку исписывать бумагу изречениями из древних преданий, коли собинных мыслей нет!.. Однако время подошло - с Никоном сцепились. Тут-то и объявилась цена тетрадям Герасимовым. А сам он бражник и коварник2 отменный...

Бориска присел рядом, погладил брата по спине.

- Бежал бы ты отсель, Корней. Давай-ко вместе! Делом займемся, будем, как батяня, суда строить.

Дрогнула братухина спина, напряглась.

- Сызнова государево тягло нести? Ныне на поборы не напасешься. Соборное Уложение поперек хребта всем легло. От него не токмо миряне, монастырь стонет. - Он понизил голос. - Слышал я, будто Никон супротив Уложения восстает...1

За окошком стемнело. Фитилек в лампадке горел крохотным огоньком кончалось масло.

- Неронов баял про конец света. Неужто скоро? - задумчиво произнес Бориска.

- Кто знает... То не нам - богу ведомо. А тебе еще раз советую: покинь Неронова, обманешься.

- Я слово ему дал. Провожу, куда идет, а там видно будет.

- Ну, гляди сам. Я ведь тебе ныне замест отца. Ежели худо станет, вертайся сюда, пособлю чем смогу.

Бориска помолчал малость, потом молвил:

- Что-то все у вас, в церкви, перепуталось. Сам-то ты кого держишься? Может, Никона?

Корнея было едва слышно.

- Хулят Никона, что многого требует от братии. А коли вдуматься, патриарх - вострого ума мужик. Шутка ли: зажать в кулаке всю церковь да вровень с царем встать! Не каждый такое сможет. И ведь как в сказочке: жил да был крестьянский сын Никитка Минич... А теперь? Сам великий патриарх, великий государь Никон!.. Мне судьба Никона покоя не дает. Иной раз вопрошаю себя хватило бы сил моих, чтоб достичь того же?

- Высоко метишь, братуха.

Корней, словно не расслышав Борискиных слов, продолжал: