Сполохи (Часть 1)

- Ладно, скажу, отец Елизарий, - пообещал Бориска. Он хотел спросить узника, правда ли, что видел он Никона со змием, но тут же отпрянул в сторону. Под арками зазвучали тяжелые шаги. Бориска метнулся вдоль стены и, прижимаясь к ней спиной, тихо переступая, стал удаляться от опасного места. Уйдя за поворот, он услышал грубый голос:

- Ты чаво там распелся, дьявол? Нишкни! Ужо отворю дверь наплачешься!..

Выбравшись на открытую площадку, залитую солнцем, помор передохнул. Теперь ему стали понятны странные слова старика караульного. Вот тебе и святая обитель! Помолившись, преподобные за плети берутся, братьев своих духовных лупцуют, а потом снова в храм, грехи замаливать. Ну и ну!..

4

Бориска оказался у высокого двухэтажного, похожего на храм дома с крутой крышей и каменным узорочьем по карнизам. Дом покоился на подклете, сложенном из дикого камня. Одно окно было раскрыто, и до Бориски долетел запах выделанной кожи. "Чоботная палата", - догадался парень.

Прикинул по солнцу - пора и закусить. Выбрав плоский, выступающий из подклета камень, бросил на него тулупчик, присел, развязал узелок. В узелке снедь скудная - зачерствелый хлебушек, рыба вяленая да головка лука. Не торопясь стал есть.

Мимо проходили кучками и в одиночку монахи, трудники, бельцы1, косо поглядывали на помора. В чоботной стучали молоточками. Кто-то напевал:

Кидаю, бросаю да зелен виноград

К тебе на кроватушку на тесовую,

К тебе на постелюшку на пуховую

Скрипнуло, распахнулось еще одно окно. Бориска поднял голову. В проеме оконном стоял, потирая волосатыми руками выпуклую грудь, закрытую фартуком, рыжебородый мужик. Увидев парня, мужик подмигнул:

- Хлеб да соль!

- Ем, да свой! - отозвался Бориска.

Два парня в долгополых сукманах остановились перед Бориской. Не обращая на них внимания, он жевал хлеб, закусывал луковкой. Один, по виду служка монастырский, небольшого росту, скуластый, локтем толкнул другого:

- Глянь-ка, земляк, пристроилась деревенщина, хлеб с луком ваглает2, сапогами занюхивает.

Широкоплечий крестьянин - немного постарше Бориски - в сапогах, облепленных рыбьей чешуей, пробурчал:

- А тебе-то что, Васька. Пущай его насыщается.

- Ишь, брезгует нашим-то, монастырским, - не унимался скуластый, ощеривая желтые зубы. - А може, он - никонианин?

От обоих несло перегаром. Бориска по младости лет зелья хмельного не пивал, и этот запах был ему противен. Не понравился и задира Васька. Он хмуро глянул на парней.

- Чего надо? Идите, куда шли.

Васька ухмыльнулся.

- Слышь, Самко, поучить бы не мешало вахлака3.

- Связываться охоты нет, - лениво проговорил Самко, - его соплей пришибить можно. Пойдем, Васька.

Служка пьяно засмеялся, выкатывая наглые белесые глаза, и вдруг ударил носком сапога по платку со снедью - хлеб и огрызок луковки покатились в пыль.

У Бориски напряглись мышцы: "Ага, драться захотел. Ну я ему!.." Он проворно вскочил на ноги, схватил Ваську за ворот сукмана, и в следующий миг служка кубарем катился по траве, сбитый страшным ударом в голову.

- А-а, ты этак! - взревел Самко и медведем двинулся на парня.

Бориска пригнулся, сунул кулаком, как бревном, под вздох. Самко охнул, сложился пополам, ухватясь за живот и мотая башкой. Вторым гулким ударом в поясницу Бориска свалил его на землю.

- Ратуйте, хрещеные! Убивают! - вопил Васька, сидя на траве и держась за левое ухо.

Бориска подобрал хлеб, сдунул с него пыль, обтер рукавом.

На крик сбегались люди. Вокруг собралась толпа, не давая уйти. В чоботной смолкла песня, из окон высовывались любопытные чоботари. Окружавшие Бориску люди хмурились недобро, иные стояли, раскрыв рты, надеялись увидеть забавное, были и такие, чей взгляд не выражал ничего, кроме тупого равнодушия.

- Чтой-то стряслось?

- Эвон детина валяется.

- У Васьки, служки Боголепова, харя разбита.

- Тот молодший набушевал.

- Пьяной, что ли?

- А кто знат. Стрельцов кличьте, альбо караульных!

Приковылял Васька, все еще держась за ухо.

- Чаво стоите, вяжите татя! Он у меня слух отбил!

С земли тяжело поднялся Самко, с трудом разогнул поясницу, отряхнул шапку.

- Не надо вязать, - проговорил он, - и караульных не надо.

- Верно! - подал голос рыжебородый мужик из окна. - Я зрел - Васька всему завод.

- Да ты что, Сидор! - заорал служка. - Ить он меня изувечил!

- А не лезь, - проговорил рыжебородый, - сказывал тебе земляк, не вяжись. Дернул тя нечистый.

В толпе засмеялись, кто-то выкрикнул:

- Сидор Хломыга не солжет.

- А парень-то, видать, не промах!

- Ядреной. Экого ведмедя уложил...

Бориска стоял, опустив руки, исподлобья оглядывая окружавших его людей, и был готов драться с любым - страха не было. Однако никто бить его не собирался. Один Васька горячился, тряс кулаком, но не совался близко.

- Будет тебе! - прикрикнул на него Самко, шагнул к Бориске, протянул широкую ладонь. - Давай замиримся, паря. Меня ведь еще никто не бивал.

- А давай! - согласился Бориска.

- Нутро у меня едва не отшиб, словно лошадь по спине лягнула.

- Что стряслось? - раздался, перекрывая гул толпы, знакомый голос.