Спор о варягах

В том, что Миллер привез из Сибири, первое место занимали не археологические материалы и наблюдения, а собранные в огромном количестве письменные источники — летописи, челобитные, всякого рода грамоты разных веков, скопированные им в архивах, разбросанных по всей Сибири (в острогах, крепостях, канцеляриях воевод) и в силу удалености сохранившихся лучше, чем архивы Центральной России. Там нашлись, например, документы, освещавшие лакуны в истории Смуты и эпохи Лжедмитрия. Копии из 20 сибирских архивов составляют 35 огромных томов, не считая комментариев и выписок самого Миллера. Все же он был прежде всего историк-источниковед. Только на втором месте стояли антиквитеты — материальные древности, которые Миллер рассматривал как вспомогательный материал истории, т. е. тоже как источники по истории.

Наибольшее количество выявленных памятников представляли могилы. «Древние могилы, кои находят в странах России и Сибири, — писал Миллер, — различного бывают виду, хотя большая часть оных вероятным образом происходит от одного народа». Первое верно, второе нет, но для времени, когда вся первобытность была в глазах историков сжата до нескольких тысячелетий, ошибка естественна. Для объяснения обнаруженных в человеческих могилах костей животных и вещей Миллер прибегал к сопоставлению с наблюдениями, которые сейчас назвали бы этнографическими, то есть к сравнительному анализу, применявшемуся на Западе Лафито (книга его вышла в 1724 г.). В «Изъяснениях о некоторых древностях, в могилах найденных», Миллер (1764/1999: 513) писал:

«Когда я упомянул о костях лошадиных, кои в сих могилах найдены вместе с человеческими, то оное есть доказательство особливого суеверия, наблюдаемого еще и ныне некоторыми восточными народами. Многие так думают, что Магометов рай, кажется, на том же основан, что отшедшие души на том свете так, как на сем, одинаковою жизнью наслаждаются. На такой конец знатному человеку потребна та лошадь, на которой он ездил, надобна ему милая его жена и любимый служитель».

Он приводил в пример «индиянок» и якутов. Видя разное богатство могил, он заключал (1764/1999: 514): «Богатые могилы доказывают знатность погребенных особ и богатство того народа. Скудным и простым людям никаких драгоценностей в могилу класть было не можно, и когда в большой стране все могилы скудны, то сие есть доказательство о бедности всего народа». Это, конечно, упрощение, в котором не учитывается воздействие погребального обряда: все зависело от того, каким рисовался загробный мир. Но это упрощение жило вплоть до XX в.

Первую классификацию могил представил не Миллер, а Гмелин в книжке, опубликованной за рубежом.

Другая категория памятников, которыми Миллер занимался в Сибири, были городища. Он тщательно обследовал остатки татарских, остяцких, вогульских и тунгусских укрепленых поселений, упоминаемых в найденных письменных источниках. Обследовал он также и русские городища, тогда как позднейшие археологи еще долго не обращали на них внимания.

Исследуя писаницы, Миллер и Гмелин пришли к выводу, что Страленберг ошибочно считал надписями изображения людей и животных, а также непонятные фигуры на этих писаницах. Миллер уловил даже в этих писаницах разные стили изображений и пришел к выводу об их принадлежности разным народам. Сравнивая писаницы с изображениями на шаманских бубнах, он счел писаницы произведениями современных сибирских народностей. Это было ошибочное впечатление, но сакральный характер писаниц был установлен, таким образом, правильно.

Привез Миллер и коллекцию предметов сибирского языческого культа, шаманский бубен и костюмы.

А самое заметное, что Миллер привез из Сибири, — это были новые знания и умения,усвоенныетам. Вэкспедициюуехал 28-летний историк-новичок, а вернулся утомленный трудами, но опытный почти сорокалетний ученый, досконально проработавший более двадцати архивов, собравший огромные материалы по истории, археологии и этнографии, самостоятельно доведший свои методы критической обработки источников до уровня, достигнутого в это время на Западе. Он имел лишь зачатки сведений об этой методике от своего университетского учителя Менке и от чтения Лейбница, остальное он разработал сам в ходе практического опыта.

5. Схватки и гонения

В 1746 г. историк-любитель П. Н. Крекшин подал в Сенат свое генеалогическое изыскание, в котором возводил род Романовых к Рюрику. Он было передано в Академию наук на отзыв Миллеру. Тот провел собственное исследование родословных и пришел к выводу, что льстивое изыскание несостоятельно, поскольку род Романовых происходит от Захарьевых-Юрьевых, каковые Рюриковичами не были. Романовы были избраны на престол без ссылок на происхождение от Рюриковичей. Крекшин написал верноподданный донос, и Сенат начал разбирательство «дела Миллера». Академики добились прекращения дела, но президент Академии граф К. Г. Разумовский издал указ Миллеру «ни в какие родословные исследования» не вступать (Дворниченко 2006: И). Это было не единственное «дело Миллера», ставившее под сомнение его лояльность.