Таким образом, Шумахеру суть спора была безразлична, научная истина тоже, а выше всего он ставил дипломатичную тактику, хитроумную подачу, угодливый характер изложения. «Тщеславием» Миллера и его «желанием умничать» Шумахер называл стремление ученого быть серьезным историком, устанавливать научную истину. С назиданиями Шумахера был вполне согласен профессор Тредиаковский: «Благоприятность и предосторожность требуют, чтобы правда была предлагаема некоторым приятнейшим образом. Гибкая, говорю я, и удобообращающаяся поступка приобретает множество другое». Поэтому он предлагал в историческом повествовании кое-что «переменить, исправить, умягчить, выцветить» (Бахрушин 1999: 32).
Миллер же в одном письме излагал свое кредо так: «быть верным истине, беспристрастным и скромным». Историк «должен казаться без отечества, без веры, без государя... Все, что историк говорит, должно быть строго истинно, и никогда не должен он давать повод к возбуждению к себе подозрения в лести» (Пекарский 1870: 381). Это он и осуществлял. В противоположность этому Ломоносов (см. 1957: 148-149) искал в истории прежде всего основу для патриотических настроений и полагал, что русскую историю должен излагать «природный росиянин», ибо только такой сочинитель не будет склонен «ко шпынству и посмеянию». Он не работал с русскими летописями,
Рассмотрение в генеральном собрании продолжалось с 23 октября 1749 г. по 8 марта 1750 г. В новом отзыве Ломоносов писал: «Всего несноснее, что в своем исступлении или полуумстве» Миллер опровергает пребывание апостола Андрея Первозваного в земле российской, тогда как Петром Великим орден Андрея Первозваного учрежден! Этот второй отзыв Ломоносова стал исходным пунктом для двухсотлетнего развития позиций антинорма-низма. Споры шли на латыни. Впоследствии Ломоносов вспоминал (1952, б: 549): «Каких же не было шумов, браней и почти драк! Миллер заелся со всеми профессорами, многих ругал и бесчестил словесно и письменно, на иных замахивался палкою и бил ею по столу конферентскому». Читая это, Алпатов замечает (1985: 23): «Если учесть, что Ломоносов тоже был человек крутого нрава и ходил тоже с палкой, то нетрудно себе представить всю ожесточенность этих ученых баталий».
Канцелярия постановила, приняв в основание отзывы Ломоносова, Крашенинникова и Попова, речь Миллера уничтожить, «так как она предосудительная России» (Пекарский 1870: 359-362). Миллер был снят с должности ректора университета. Более того, президент граф Разумовский в своем указе обвинил Миллера в ряде грехов: уговорил, де, Гмелина уехать, сговаривался с Делилем, клеветал на Крашенинникова, что тот был у него «под батожьем», а главное, что из Сибири он привез только никому не нужные копии бумажек (можно было просто запросить канцелярии, чтобы их прислали!) и к тому же позорит Россию! Резюме: понизить Миллера в чине и оплате, переведя его из профессоров в адъюнкты. (В сталинские времена с космополитами расправ-лялись куда суровее.)
Через несколько месяцев его простили, вынудив просить прощения. Уж очень был умелый и ревностный работник. Но и Миллер в результате всех своих невзгод стал осторожнее и сдержаннее. Он охотно делился своими богатыми знаниями по истории России, но становился немым, когда заходила речь о чем-либо предосудительном для российских порядков.
Все эти годы он писал по добытым им источникам историю Сибири. В 1750 г. вышел первый том. Дальнейшее издание застопорилось. Миллер стремился каждое положение подтвердить ссылкой на источники и обильным цитированием этих источников. Академическое начальство рассматривало это как ненужную роскошь и пустопоржнее желание раздуть объем книги в ущерб академическому издательству. В конце концов в 1752 г. было принято решение поручить Фишеру сократить рукопись Миллера, что Фишер и выполнил, издав в 1768 г. «Сибирскую историю» в двух томах на немецком языке... под своим именем (Миллер был упомянут в предисловии как сделавший подготовительные работы). В 1774 г. вышел русский перевод этого издания.
6. Позднее признание