Спор о варягах

Дворниченко (2006: 15) заметил, что у Миллера впервые в русской истории исторический источник выделен из исторического повествования — формируется научный аппарат, ссылки на источники.

На деле Миллер был в сущности не столько историком, сколько источниковедом, охватывая своей деятельностью все три основных вида исторических источников — письменные, этнографические и археологические. Историком его называют потому, что он больше занимался письменными источниками, и потому, что ориентировал свою работу на цели истории.

Но и археологические источники он первым в России поставил в один ряд с письменными. У него было источниковедческое чутье. Так же, как в Москве в архиве Коллегии иностранных дел он протестовал против уничтожения старых челобитных (Они уже не нужны, — говорило начальство, — дела закрыты, челобитчики померли. — Каменский 1996: 394.), так он наставлял Фишера не оставлять без внимания глиняные сосуды. Почему? Он, вероятно, не мог бы объяснить. Но чуял, что это когда-то сгодится.

И было у него твердое убеждение в необходимости исторической истины, заставлявшее его годами рыться в сибирских архивах, копать промерзлые могилы, противостоять академическому начальству и запальчиво спорить на латыни с Ломоносовым, обладавшим заслуженным авторитетом во многих науках и преимуществами коренного жителя России.

«История Сибири» Миллера издана в 1937 г., переиздана в 1999. К «портфелям Миллера», хранящимся в московском архиве (РГАДА), все еще обращаются историки и археологи. И будут обращаться. А в истории русской археологии Миллер остался фигурой очень значительной. К. Н. Бестужев-Рюмин называл его «настоящим отцом русской исторической науки», похоже оценивал его и В. 0. Ключевский (Белковец 1988: 31-32). Во времена, когда археология еще не была отдельной наукой, и отечественными (первобытными и средневековыми) древностями занимались в основном географы, позже биологи, он подошел к этим материалам как источниковед с ориентацией на историю. Позже историки, занимающиеся археологией и этнографией, часто появлялись в русской науке (Погодин, Забелин, Самоквасов, Рыбаков), и это определяло ее специфику. Миллер был первым.

X. Глеб Лебедев

Предварительное замечание

Когда погиб Глеб Лебедев, я поместил некрологи в двух журналах — «Клио» и «Стратум-плюс». Еще в интернетном виде их тексты быстро были раздерганы на кусочки многими газетами. Здесь я соединил эти два текста в один, поскольку это были воспоминания о разных сторонах многогранной личности Глеба.

Ученый, гражданин, витязь

В ночь на 15 августа 2003 г., канун Дня археолога, в Старой Ладоге, древней столице Рюрика, погиб профессор Глеб Лебедев, мой ученик и друг. Упал с верхнего этажа общежития археологов, ведших там раскопки. Предполагают, что он взбирался по пожарной лестнице, чтобы не будить заснувших коллег. Через несколько месяцев ему бы исполнилось 60 лет.

После него осталось более 180 печатных работ, из них 5 монографий, множество учеников-славистов во всех археологических учреждениях Северо-Запада России, остались его свершения в истории археологической науки и города. Он был не только археологом, но и историографом археологии, и не только исследователем истории науки — он и сам принимал активное участие в ее творении. Так, еще студентом он был одним из основныхучастников Варяжской дискуссии 1965 г., положившей в советское время начало открытому обсуждению роли норманнов в русской истории с позиций объективности. В дальнейшем на это была направлена вся его научная деятельность. Он родился 28 декабря 1943 г. в истощенном Ленинграде, только что освобожденном от блокады, и вынес из детства готовность к борьбе, крепкие мускулы и слабое здоровье. Окончив школу с золотой медалью, он поступил к нам на исторический факультет Ленинградского университета и страстно занялся славяно-русской археологией. Яркий и энергичный студент стал душой Славяно-варяжского семинара, а через пятнадцать лет — его руководителем. Этот семинар, по оценке историографов (А. А. Формозов и сам Лебедев), возник в ходе борьбы шестидесятников за правду в исторической науке и сложился как очаг оппозиции официальной советской идеологии. Норманнский вопрос был одним из пунктов столкновений свободомыслия с псевдопатриотическими догмами.

Я работал тогда над книгой о варягах (так тогда и не пошедшей в печать), а моих студентов, получивших задания по частным вопросам этой темы, неудержимо притягивали не только увлекательность темы и новизна предлагаемого решения, но и опасность задания. Я позже занялся другими темами, а для моих студентов той поры эта тема и вообще славяно-русская тематика стала основной специализацией в археологии. В своих курсовых работах Глеб Лебедев принялся выявлять истинное место варяжских древностей в русской археологии.