Спор о варягах

Современный этап изучения «варяжской проблемы» в России открывается выходом в свет книги И. П. Шаскольского «Норманнская теория в современной буржуазной науке» (Л., 1965) и состоявшейся 22 декабря 1965 г. дискуссией по этой книге на истфаке Ленинградского университета. Основные выводы и перспективы, определившиеся в этой дискуссии, излагались в статье Л. С. Клейна, Г. С. Лебедева, В. А. Назаренко, опубликованной в сборнике «Исторические связи Скандинавии и России IX—XX вв.», также под редакцией И. П. Шаскольского (1970). Одновременно программная статья В. Т. Пашуто появилась в «Скандинавском сборнике» (XV, 1970), который с этого времени стал основным изданием, а «скандинавские конференции» (1971-1997) — основной ареной обсуждения хода исследования проблемы.

Варяжский вопрос — начальный, а потому ключевой вопрос российской истории, следовательно, отечественного самосознания. Археология — средство объективации этого самосознания, основанного на историческом знании. Поэтому вполне закономерно, что основной оппонент И. П. Шаскольского и основатель «Проблемного семинара кафедры археологии», который открывался именно как «Варяжский семинар», Л. С. Клейн свой собственный путь в археологии «из-под крыла» своих университетских учителей М. И. Артамонова и великого фольклориста В. Я. Проппа начал именно с «варяжского вопроса». Проблема, остававшаяся для Артамонова «полем боя» с 1939 г. до последних дней (доклад в ЛОИА 1969 г.), требовала решения, и молодой аспирант кафедры археологии, где М. И. остался заведующим после своего достопамятного конфликта с ленинградскими партийными властями из-за Шемякинской выставки в Эрмитаже, начал свою преподавательскую практику (как в свое время в 1909 г. учитель Артамонова А. А. Спицын) со спецкурса «Варяжский вопрос и археология» (1963/64 учебный год).

Проблемный семинар по «варяжскому вопросу» начал действовать с 1964 г. В первом составе — В. П. Петренко, Ю. Ю. Пиотровский, В. А. Булкин,

В. А. Назаренко, А. А. Пескова и другие, «славистами» стали не все, но все осваивали «пурификационный подход», принципы интеллектуальной честности, последовательной процедуры исследования, в норме — формирующей не только парадигму научных изысканий, но весь жизненный путь.

Показательна судьба одного из первых участников семинара Валерия Петренко (1943-1991). Он пришел с начальной выучкой, полученной у рижских археологов, и фантасмагорической по тем временам мечтою — исследовать самый ранний в Восточной Европе норманнский могильник, Гробини в Курземе. Курсовые и дипломную работы писал по добытой в «спецхране» БАН немецкой монографии Биргера Нермана (1941 год издания). Со скамьи семинара в 1966 г. он отправился в «Касплянскую разведку» пути из варяг в греки (откуда принес свой «гимн оголтелого норманизма», экспедиционную песню для всех последующих субгенераций — «Мы по речке, по Каспле идем...»). Затем к собственному исследованию Варяжской улицы и сопок Старой Ладоги, пограничного Ивангорода. Четверть века неутомимых работ в конце концов привели его к курганам Гробини, и вместе с латвийскими археологами он открывает там сенсационно ранние скандинавские памятники с готландской стрелой V—VI вв., одним из древнейших изображений корабля (начальная «русь»). Свой последний полевой сезон он провел на раскопках шведской экспедиции в Бирке, центральном памятнике «эпохи викингов». Однако и главное дело его жизни не оборвалось с этой жизнью — посмертную публикацию основных материалов исследования Гробини взяли на себя и выполнили его латвийские и шведские друзья и коллеги (Ре1гепко, 11г1ап5 1995).

Автор этих строк еще на первом курсе, под неформальным руководством Л. С. Клейна и официальным — профессора В. В. Мавродина, декана факультета, написал «факультативную» курсовую работу «О причинах участия варягов в образовании Древнерусского государства» (1962). Лишь тридцать лет спустя можно было дать себе отчет в гражданском мужестве декана — научного руководителя: в 1960 г. за аналогичную работу о норманнах Андрей Амальрик был изгнан с истфака Московского университета. Ленинградский невольный его последователь, в общем, тоже покинул студенческую скамью, но по другим причинам: «недород» военного поколения возмещали призывом студентов в Вооруженные Силы СССР. Присоединиться к семинару удалось лишь в конце 1965 г., после возвращения из армии, чтобы сразу выйти на трибуну «Норманнской дискуссии». Л. С. Клейн писал мне о ней в последних «пред-дембельных» письмах, книги по археологии, которые он посылал на площадку Ракетных войск, дополняли «марксистско-ленинское самообразование», а первым учебным заданием по семинару стало проштудировать непереве-денную «Зесге! сйрЬтаИс Жз1;огу» Маркса, которую выдали по специальному разрешению в Публичной библиотеке. Махровый норманизм Маркса стал нашим «секретным оружием», и оно весьма пригодилось, когда Л. С. Клейн развернул блистательный арсенал научных аргументов норманизма на истфаке ЛГУ 22 декабря 1965 г. (Джаксон, Плимак 1988).