Спор о варягах

Третий этап. Эта проблема встала во весь рост в последние полтора-два десятилетия. К этому времени в мире потерпели крушение основные археологические теории недавнего прошлого: сошли со сцены миграцио-низм, диффузионизм, циклизм, пала «теория стадиальности». Норманизм в археологии в методологическом плане всегда являлся ответвлением ми-грационизма, его частным вариантом. Одни и те же идеи объяснения новшеств в культуре питали обе концепции, один и тот же подход к трактовке культурных контактов, переселений и т. п., одни и те же приемы археологического исследования. Повсеместная автохтонность, или отрицание роли миграций, стала нормой археологических интерпретаций в США, Англии, ФРГ и Скандинавии. Крушение миграционизма выбило методологическую основу из-под археологического норманизма. Не случайно крупных исследований в плане норманизма в Скандинавии после книги Арбмана нет (Шаскольский 1965), а правомерность норманизма подвергается глубокому сомнению (Уагапдтап ргоЫетз 1970 — статьи К. Р. Шмидта, 0. Клиндта-Йенсена, Г. X. Сёренсена и др.). Мертвы не только Арне и Арбман. Мертв археологический норманизм.

Постепенно археологов Запада начало охватывать увлечение идеями релятивизма. Неверие в детерминированность исторических событий и явлений культуры, отрицание законов истории, преувеличение индивидуальности факта и «свободы воли» первобытного человека привели в археологии к дискредитации социально-исторических реконструкций, к гиперскептицизму перерастающему в агностицизм.

Такова та обстановка, в которой для скандинавских археологов проблема объективности исследований стала главной.

2. Типология

Как закрыть доступ субъективизму в исследования — проблема все-таки не совсем новая для скандинавской археологии. Если она не тревожила тех, кто брался за историческую интерпретацию археологических данных, то перед теми, кто занимался классификацией материалов и пространственно-временным определением их, эта проблема стояла уже давно, хотя обычно и не приобретала большую остроту.

Первые шаги. Только однажды в прошлом этой проблеме было придано высокое звучание — в конце XIX — начале XX в., когда против «короля археологии» шведа Монтелиуса выступил его датский антипод Софус Мюллер. В эволюционно-типологическом [теперь я предпочитаю говорить о градационно-типологическим] методе Монтелиуса, при всей изящности и полезности этого великолепного инструмента исследования, оставалось много моментов нестрогого выбора, открывающих дорогу субъективизму: отсутствовали четкие критерии различия типов, их сближения, а на основе сближения типов строились типологические ряды. Софус Мюллер отказался от построения таких рядов как чересчур гипотетических. Он предпочитал определять последовательность типов по изменению их сочетаемости в комплексах, строить не эволюционные типологические ряды, а хронологические цепочки взаимосвязанных комплексов.

Тогда победил, однако, типологический метод. По ряду причин не хронологическая система Софуса Мюллера, а система Монтелиуса стала основой периодизации неолита, бронзового и раннего железного века Северной Европы. Субъективистская сторона типологического метода была усилена норвежцем Нильсом Обергом и доведана до апогея в классической формулировке: «Типологический метод ... строго говоря, это вообще не метод...; его правильнее сравнить с вчувствованием художника. Типолог работает не столько своим интеллектом, сколько инстинктом. Он наслаждается ритмическим в развитии, как музыкант наслаждается музыкой, и он реагирует на фальшивую типологию, как музыкант — на фальшивый тон. Это не метод науки, и обучить этому нельзя» (АЬегд 1929: 512).

Недавно Бертил Альмгрен заявил, что Оберг прав, более того, что в основе типологического метода с самого начала лежала интуиция. В отличие от Оберга, однако, он сделал из этого в духе времени критические выводы (А1тдгеп 1967).

Модернизация. В обстановке, когда типологический метод, в весьма свободном и упрощенном применении, в трактовке а 1а Оберг, определял характер множества скандинавских и немецких работ, появление одного крупного исследования пробило брешь в этой рутине, несмотря на то что исследование было сугубо конкретным, без претензий на теоретическое значение. Речь идет о монографии датчанина Питера Глоба, вышедшей в 1945 г. (С1оЬ 1945) и посвященной исследованию поздне-энеолитической культуры одиночных погребений — той самой, которую когда-то обработал Софус Мюллер.