Спорим, будешь моей

Сама вперед подаюсь. Артем только ловит руками и увлекает куда-то в сторону.

Темнота, теснота, влажная прохлада – все, что я запоминаю о том месте. А потом – его губы, острая нехватка кислорода и столько же резкое перенасыщение. Первый взрыв. Мелкая горячая дрожь, как электропаутина. Смерть под напряжением. Потрясающее воскрешение.

Разряды… Разряды… Разряды…

Нежные и вместе с тем жадные руки. Жаркий шепот. Густое и шумное дыхание. Страстные стоны. Сумасшедшие чувства.

– Я люблю тебя, – выдает Чарушин.

– А я тебя… боготворю… – отражаю я.

Надеюсь, когда-нибудь он поймет, что это значит. А пока… Есть лишь миг – именно в нем я и живу. Принимая шквал затяжных поцелуев и одержимо целуя в ответ. Ощущая крепость мужского тела и всеми способами усиливая его контакт с моим. Слетая с катушек и срывая попутно крышу ему.

– Люто… – самое приличное, что вырывается у Чарушина, когда моя ладонь оказывается у него в брюках.

Чувствую его горячую гладкую плоть. Замираю.

Все это незапланированно. Запретно. И жутко порочно. Но в стремлении абсолютной близости я не могу собой совладать. Я хочу всего его. Всего.

– Я сейчас кончу… – шипит Артем. Кусает мои губы, вызывая какую-то совсем уж дикую дрожь. – Дай себя потрогать.

– Трогай…

И он пробирается мне под юбку. Сдвигает белье. Прикасается, заставляя задыхаться. И кусать его в ответ. Всего, что есть, так мало. И вместе с тем нас накрывает, словно в бурю.

Рты соединяются. Руки начинают двигаться. Звуковой волной идет лишь частое и высокое дыхание.

Жар. Влага. Райское удовольствие.

Разряды… Разряды… Разряды…

Давление подскакивает. Температура летит к максимуму. Мокрые и задыхающиеся. Губы по шее и плечами идут. Скользят рывками. Слизывают с кожи соль, уникальный аромат и неповторимый вкус. Руки становятся смелее и резче. Ускоряемся, выбивая в воздух еще больше тех самых запретных запахов, а друг у друга – чувственные судороги.

Разряды… Разряды… Разряды…

И, наконец, второй взрыв. Мощный. Звенящий. Всепоглощающий.

Разряды… Разряды… Разряды… На спад… Дрожим, пока не сливаемся в финальном поцелуе. Растягивая волшебную негу, продолжаем друг друга неспешно поглаживать и впитывать вместе с пульсацией горячую патоку плотского блаженства.

46

Люби, Чарушин… Никогда не переставай.

© Лиза Богданова

– Скучал по тебе, – практически каждая наша встреча начинается с этих слов.

И неважно, два часа назад мы расстались или двадцать два.

Мы урываем любую возможность, чтобы побыть вместе. Занимаем библиотеку, раздевалку, душевую, какие-то кладовые – любое свободное место. Сама от себя в шоке. Ведь я не просто во всем этом участвую, нередко еще и выступаю инициатором. Вижу, как Чарушин всеми силами старается сдерживаться, ограничивается страстными поцелуями и… сама же его провоцирую на большее.

На каком-то интуитивном уровне понимаю, что ему это необходимо. Жажду быть ближе, нужнее, дороже, желаннее… Какое-то сумасшествие! Порой ведь страшно до трясучки. Не только из-за того, что кто-то может нас застукать. Все наши действия – греховны. Но, Господи, как же этот запрет кружит голову.

Сегодня Чарушин злой. Он всегда кипит, если утром нас с Соней провожает Павел. Умыкнул меня, едва в корпус зашла. Приволок в спортивный закуток, где хранится инвентарь, который редко используется. Но не подходит. Не пытается целовать. Тяжело дыша, взгляды исподлобья бросает. Я его в такие моменты инстинктивно боюсь. Не решаюсь нарушать тишину. Зрительный контакт и тот с трудом выдерживаю.

– Сколько это будет продолжаться?

– Что именно?

– Терки эти по углам, – высекает с таким видом, будто ему физически плохо. – Разговоры о твоей свадьбе. И, собственно, присутствие этого чмыря!

– Не надо, пожалуйста, кричать… – прошу, предвидя и опасаясь взрыва.

Опускаю на мгновение взгляд. Чарушин тут же стремительно сокращает расстояние. Сжимает ладонями мои плечи. Встряхивая, заставляет снова смотреть в глаза.

– Меня тошнит, Лиза! Разве ты не понимаешь? – он не орет, но голос его горит эмоциями. – Тошнит, когда я вижу его рядом с тобой! Тошнит, когда приходится считать, сколько у нас осталось времени! Тошнит, когда я представляю мир после гребаного февраля! Меня, блядь, тошнит!!! – повышает все-таки голос, заставляя меня от этого громоподобного крика вздрогнуть и сжаться. – Выворачивает, Лиза! Я, сука, уже наизнанку!

Чувствую это его «наизнанку». Саму колотит. Как ни стараюсь глушить, Чарушин то и дело вытаскивает. Мучает ведь нас обоих! Зачем?!

– А что я могу сделать? – вырывается у меня не менее отчаянно.

Не могу ведь признаться, что помимо личного одобрения, Павел Задорожный умудрился вогнать отца в такую долговую яму, выбраться из которой наша семья уже не сможет никогда. Это, конечно, никто и не обсуждает. Павел не заостряет на своей «помощи» внимания, а родители воспринимают это как благородство.

Ну и как я расскажу об этом Артему? Он и моя семья – две параллельные вселенные. У меня самой в одном измерении они не укладываются. Куда уж Чарушину понять их, а им – его? Нет, никогда этого не произойдет.