Спорим, будешь моей

– Это вам должно быть стыдно! – выдыхает сестра с каким-то заразным отчаянием.

Только Чарушин ее останавливает. Ничего не говорит, но за руку ловит. Отпихивая себе за спину.

– Чем я плох? Можно конкретно, – призывает маму к подробному объяснению.

Голос становится тверже и гуще. Взгляд запредельно настойчивым. Если и задело его, никак не выдает. Уверенный, смелый, сильный… Потрясающий Чарушин!

Только мама, к моему ужасу, еще строже хлещет:

– Никаких отчетов мы вам давать не обязаны. Пусть вашим воспитанием занимаются ваши родители! Уходите, пока мы не вызвали полицию.

– Артем, пожалуйста… – с огромным трудом заставляю себя вмешаться. Мне просто мучительно все это слушать. Не хочу, чтобы его обижали. Сделать ничего не могу, но и слушать невыносимо. – Уходи… Я прошу тебя…

Вот после этого в нем происходит надлом. Под гнетом маминого осуждения держался спокойно, мою же просьбу воспринимает, как удар. Вижу, как в его темных глазах разливается боль такой силы, что меня накрывает. Обнимает черным горящим покрывалом. Задыхаюсь и сгораю.

Чарушин же тяжело сглатывает и, резко тряхнув головой, разворачивается к двери. Уходит, громко хлопая дверью.

Я медленно передаю букет Соне. Заторможенно моргаю. Судорожно вдыхаю. И, будто кто меня по спине кнутом стеганул, срываюсь с места. Не слышу, что кричит мама. Бегу за ним. За своим Чарушиным. Ему ведь так больно. В эту секунду не могу игнорировать. Легче самой умереть. За него.

Настигаю, когда Артем уже открывает машину. Едва оборачивается, влетают ему в грудь. Обхватывая руками, прижимаюсь. Только в этот миг осознаю, что дрожим. Оба. Он – яростно и мощно. Я – безумно отчаянно.

– Не слушай их… Ты самый лучший! – выпаливаю, прижимаясь губами к дергающемуся кадыку. Преступно ворую тепло его кожи, запретный запах и все эмоции, которые можно ощутить. – Прости… Прости… Прости… – не могу остановиться. Мне хочется забрать все, что у него есть, и навсегда поселиться в нем лично. – Прости…

Тогда не пришлось бы возвращаться домой. Никогда. Но самое главное – не было бы больше разлуки.

– Лиза! – звенит позади меня, как ток. Прицельно влетает мне в затылок. – Немедленно зайди в дом!

Наверное, такой злой мама никогда прежде не была. Я всех довожу до крайности. Но как остановиться?

– Хотел тебя поздравить нормально, – шепчет Чарушин. Я впитываю каждую нотку его хриплого, взволнованного и любящего голоса. – Соня сказала, что ты маленькой хотела одну куклу… – говорит так, будто, как и я, задыхается. Грудь часто и высоко вздымается. Дыхание горячими клубами срывается. И не мороз тому причиной, Чарушин сам по себе огненный. – Я ее нашел…

Отстраняется на мгновение, чтобы нырнуть в салон и так же быстро возвратиться уже с пестрой розовой коробкой, в прозрачном окошке которой я вижу фигурную и стильную куколку Барби, о которой грезила в детстве. Натужно вдыхаю и перевожу взгляд на Артема. Он нервно скользит языком по губам и напряженно смотрит на меня.

– Мне кажется, очень на тебя похожа. Я хочу, чтобы ты знала, что в ней нет ничего непристойного, – припоминает давние слова моей мамы.

Сонечка, боже… Зачем? Как мне это пережить? Этот его поступок… Он меня сражает сильнее всякого «люблю». А уж следующие слова…

– Хочу, чтобы она у тебя была. Чтобы у тебя… – шумно срывается Чарушин. Но уже через секунду втягивает новую порцию кислорода и с невероятной горячностью заканчивает: – Я хочу, чтобы у тебя все было. Все, что ты хочешь, Лиза.

– Что же ты делаешь?.. Боже мой, Чарушин… – буквально рыдаю.

«Перестань…» – проносится лишь мысленно.

В реальности лишь мотаю головой и прижимаю его подарок к груди.

– Лиза! – снова горланит мама. – Домой!

Вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Артем бросает на нее какой-то нечитаемый взгляд поверх моей головы, а потом, придерживая меня за плечи, быстро говорит:

– Я понимаю, что ты не так, как я, воспитана. Понимаю. Пойми и ты меня. Прими таким. И прости!

– Не за что, – не прекращая плакать, еще отчаяннее мотаю головой.

Чарушин порывисто прижимается к моему лицу своим лицом.

– Я люблю тебя, – шепчет так страстно, у меня внутри все сотрясается и рушится. – Ты для меня та самая! Одна на свете!

Своей горячностью подводит и меня к краю. Я готова вытолкнуть ему тоже самое, несмотря на то, что за спиной продолжает кричать мама. Но сам Артем, который любит меня сильнее всех на свете, беспокоится самоотверженно, подгоняет в обратную сторону:

– Все, иди. Не хочу, чтобы тебя ругали. Иди, я напишу.

Киваю часто-часто, но отрываюсь с трудом. Вижу ведь, что и ему тяжело отпускать. Зажмуриваясь, сглатываю. Решительно разворачиваюсь. И, наконец, вбегаю в дом.

– Господи! Господи! Господи! – летит с причитаниями за мной мама. Когда оказываемся в нашей с Соней комнате лицом к лицу, хватается за сердце. – Что за Гоморру ты нам устроила?!

– Ничего плохого я не сделала.

«Пока!», – рвусь добавить.

Но все же прикусываю язык. Да так, что во рту моментально привкус крови ощущается.

– Ничего плохого? Кто этот парень? Как он посмел явиться к нам в дом? По какому праву?