Спорим, тебе понравится? (СИ)

— А я тебя, Истома, — шептал он со стоном и прижимал к себе так крепко, что мне казалось, я не выдержу этого счастья, и меня просто разорвёт на миллиарды искрящихся осколков.

А ещё я безумно радовалась, что не пала жертвой поруганной гордости и нашла силы простить этого невероятного парня. Дать ему шанс. Себе. Нам!

— Пошли домой, — прошептал он мне, скользнув кончиком языка по моему уху и заставляя миллионы микротоков раскалять меня добела.

— Пошли, — улыбнулась я, вложила свою ладонь в его горячую, сильную руку, кинула последний раз взгляд на наше отражение в зеркале и счастливо рассмеялась.

Хорошо!

Глава 45 – Побег из Шоушенка

Вероника

— Что это такое? — замирает родительница от бога на пороге моей комнаты.

— Это Григорий, мама — муж на час.

— И что он тут делает? — перевела женщина наливающиеся яростью глаза на работника с шуруповёртом в руке.

— Он устанавливает мне шпингалет, — спокойно пояснила я.

— Ты совсем сдурела?

— Нет. Мне восемнадцать, и я хочу получить хотя бы толику уединения в своей комнате.

— Обзаведёшься собственным жильём и уединяйся сколько влезет, а в этой квартире я ничего прикручивать не дам. Григорий, на выход. Живо!

И Григорий, словно козёл на верёвочке, потопал вслед за матерью, которая уже через минут пять вернулась и продолжила мастерски пить мне кровь. Она что-то нудела, взывала к богу, пыталась до меня достучаться, но я отгородилась от неё железобетонным забором, обнесённым по периметру колючей проволокой, и не собиралась что-то менять.

— Вера, ты хоть слово услышала из того, что я тебе сказала?

— Вероника.

— Что?

— Меня зовут не Вера, а Вероника, мама. А это, на минуточку, совершенно разные имена. Так что, не знаю, с кем именно ты сейчас вела разговор, но явно не со мной.

— Ты совсем страх потеряла?

— Совсем, — откровенно огрызнулась я и отвернулась, с головой погружаясь в задание по астрономии, но ненадолго, потому что мать мёртвой хваткой вцепилась мне в волосы, а затем с силой оттянула их назад, склоняясь надо мной и начиная шипеть змеёй прямо в лицо.

— Ты думаешь, что самая умная, да? Посветила синяками в раздевалке перед болтливыми одноклассницами и решила, что я теперь твоя послушная кукла на шарнирах, а не мать, которую нужно любить, уважать и почитать, м-м? Или ты возомнила себе, что теперь неприкасаемая? Так послушай меня, Вера, — и это имя она произнесла с особенно издевательской интонацией, — я найду способ, чтобы выбить из тебя всё дерьмо максимально незаметно для окружающих, если ты продолжишь вести себя так, как делаешь это в последнее время. Моё терпение не резиновое. Ну, моргни, если до тебя дошло!

Последние слова она просто проорала, а я только смотрела на неё и улыбалась, чем приводила эту безумную бабу ещё в более глубокую ярость. Но мне уже было всё равно. Я, словно воздушный шарик, была переполнена всем этим грёбаным «воспитанием» и хотела уже поскорее лопнуть, исчезнув из жизни этой невменяемой особы.

— Дошло, мам. Но и ты знай, что с каждым твоим ударом, я буду ненавидеть тебя всё больше и больше, пока наши чувства друг к другу не станут абсолютно взаимными!

В ответ на это, дражайшая родительница только омерзительно осклабилась и выдала:

— Однажды ты поймёшь, что нет ничего дороже матери, Вера. Люди будут приходить в твою жизнь и уходить из неё, но я останусь и протяну тебе руку помощи там, где все друзья отвернутся. Сейчас ты, возможно, не услышишь меня, но пройдёт время... Поверь, я тоже когда-то кричала своей матери, что ненавижу её. Как видишь, всё изменилось.

— Да, — кивнула я, — вижу. Теперь вы обе стали монстрами.

— Дура! — всё-таки не выдержала и ударила меня мать хлёсткой пощёчиной с оттяжкой.

— Полегчало? — равнодушно спросила я, когда щеку обожгло огнём. Мать ничего не ответила мне, но наконец-то отпустила мои волосы, что до сих пор остервенело сжимала в кулаке, фыркнула и пошагала за дверь, а я пообещала себе, что однажды перестану испытывать боль от её нападок.

Рано или поздно, но мне станет фиолетово.

Я стряхнула с себя очередное оскорбление, а затем вновь погрузилась в уроки. Это полугодие я закрыла на отлично и уверенно шла на серебряную медаль, имея четвёрку только по неподдающейся мне геометрии. Но расслабляться я не собиралась, так как до Нового года была ещё целая неделя, да и любовь с Басовым отнимала у меня много времени. Плодотворной работе способствовало и отсутствие дома предновогодней суеты и соответствующего настроения.

Воцерковленные мать и бабка отринули мирские радости: украшенные стеклянными шарами сосны, селёдку «под шубой», мандарины и шампанское. Женщины считали всё это веселье стопроцентным грехом, языческим отступничеством и готовили себя к новогоднему молебну, затем к ночной Божественной литургии, а после, на все праздники планировали укатить восхвалять бога в какой-то древний монастырь, прихватив, естественно, и меня с собой для пущей отрады, чего я больше всего боялась.