— Ты сумасшедший, — задыхаясь шепчу я, когда мы оба падаем на кровать, а Басов срывает с меня последние тряпки.
— Хуже!
— И хочется тебе таращиться на меня каждый день, да?
— Хочется. Да. И хоть порвись, — рубит он каждое слово исковерканным хрипотцой голосом, а затем улыбается мне своей фирменной дьявольской улыбкой и с моих губ срывается судорожный стон.
А дальше сердце забывает, как правильно качать лаву-кровь. Лёгкие сбиваются с привычного ритма и глохнут, наполняясь сладким сиропом. Низ живота наливается кипящим свинцом. И всё тело скручивает от почти невыносимого горяченного томления.
И Басов не тормозит, не снижает скорости, а только жадно срывает поцелуй за поцелуем, но мне мало!
Я хотела большего!
И получила.
Глубокие, размашистые толчки — и вот уже я лечу в пропасть, рассыпаясь в искрящуюся пыль. Нетерпеливое рычание. Укус в плечо. Короткое замыкание, когда его язык касается мочки уха.
— Смотри на меня! — приказывает сбитым шёпотом.
— Яр, — в полуобморочном состоянии скольжу пальчиками по покрытой испариной мускулистой груди.
— Смотри...
Глаза в глаза, и последние струны наших душ с громким стоном рвутся, а мы разбиваемся об острые скалы собственного кайфа, до боли сжимая друг друга в объятиях.
— Люблю, — бормочу я тихо, зарываясь пальчиками в мягкие волоски на затылке парня и, кажется, теряю сознание от счастья, когда Ярослав берёт мою руку и кладёт себе на грудь, где беснуется его сердце.
— Там только ты, Истома...
Новый страстный поцелуй. Ещё один виток на американских горках наших чувств. А затем мы оба отрубаемся сытым сном, намертво переплетясь руками и ногами.
Просыпаемся уже ближе к вечеру. Ярослав настаивает на походе в ресторан или хотя бы доставке еды на дом, я категорически отказываю. Во мне просыпается животные порывы и мне до печёночных колик хочется накормить собственной стряпнёй любимого парня. И Басов мне уступает, а затем покорно ждёт, пока я выставлю перед ним мясные рулетики в сметанно-чесночном соусе, на гарнир — молодой картофель, запечённый с нудлями, а ещё овощной салат и сливовый компот.
— Выйдешь за меня? — обалдело оглядывает, накрытый мною, стол, Ярослав, а я смеюсь.
— Я подумаю, — сажусь напротив него и подпираю кулачками лицо, любуясь тем, как парень уплетает мою стряпню за обе щеки, умкая и закатывая глаза.
— Вообще-то, я серьёзно, Истома. К твоей чокнутой мамаше-садистке я тебя всё равно не отпущу, а потому тебе придётся переехать ко мне и начать откармливать меня до тех пор, пока у меня все кубики не превратятся в шарик.
— Так себе предложение руки и сердца, — снова смеюсь я, чувствуя, как нервно подрагивают пальцы, и как заливает краска счастья мои щёки.
— И? Каков твой ответ? — уставился он на меня во все глаза максимально выжидательно.
— Ты сейчас не шутил, что ли? — осеклась я и захлопала ресницами, словно глупая корова.
— Нет.
Резко все волоски на теле встали дыбом. А пульс за секунду взлетел до таких скоростей, что я мне стало дурно.
— Жить с тобой? Здесь? — запинаясь, переспросила я на всякий пожарный.
— Да.
— Я... уф, — забуксовала я и заглохла, находясь в полном раздрае.
— Хорошо, — кивнул Басов и снова принялся рубать свой ужин, — раз тебе сложно принимать решения в этой жизни, тогда я это буду делать я за нас двоих.
— Да?
— Да. Ты теперь со мной, Истома. И нет, домой ты не вернёшься. Ни сегодня, ни вообще.
Оу...
Глава 47 - Отпускаю!
Вероника
Если Басов решил, то Басов сделал — я действительно не поехала в тот день домой. Мне не позволили даже думать в этом ключе и точка. Скажу больше — я ведь и телефон, на котором стояла симка с тарифом «родительский контроль» оставила дома, а потому мать просто была не в состоянии мне дозвониться.
Нервничала ли я?
Да.
Почему?
Я не была монстром, как моя родительница, и всё ещё малодушно переживала о том, что она может беспокоиться обо мне. Где я? Что со мной? Всё ли в порядке и не обижают ли меня?
Ведь это ужасно — сходить с ума в неведении за дорогого сердцу человека.
И только глубоко за полночь я приказала себе выбросить все думы и страхи из головы, и наконец-то заснуть. Тем более, что вопрос с формой Ярослав тоже закрыл для меня, заказав на каком-то маркетплейсе юбку, максимально похожую на ту, что была принята в гимназии и белую классическую блузку.
Его поддержка была бесценна, но всё же не отменяла того факта, что на занятия в понедельник я шла с одной лишь тетрадкой и ручкой на перевес, а также мандражировала перед встречей с матерью. Которая, я была уверена, вытрясет из меня душу за то, что я отчебучила.
Хорошо хоть первым уроком была алгебра и у меня было сорок пять минут, чтобы собраться с силами и перестать трястись как Каштанка. А дальше словно с отвесной скалы и под откос — прозвенел звонок и нужно было войти в кабинет литературы, сесть за свою парту и наконец-то посмотреть в глаза той, кто звалась моей матерью.