Спорим, тебе понравится? (СИ)

Да уж, я никогда особой красотой не отличалась, а теперь ещё и это. Раздражение на коже и вовсе превратили меня в уродину. Вот и как в таком виде идти в гимназию? Все будут смеяться надо мной.

И Ярослав, наверное, тоже?

При чём тут он? Я не знаю...

Промаявшись до глубокой ночи и всё-таки не заснув, я встала и прокралась в ванную комнату, где в навесном зеркальном шкафчике хранились мамины неприкосновенные кремы для лица, неизменно дорогие и импортные. Видно, простая молитва от морщин её уже не спасала. Но да, я осмелилась всё же совершить набег на это богатство и отыскала-таки среди многообразия баночек одну, дарующую, как было написано на этикетке, бархатистую и увлажнённую кожу.

Нет, я для пущего эффекта помолюсь, конечно, но кремиком тоже намажусь как следует. Нервно прислушиваясь к звукам в квартире, совершила диверсию и только тогда с чистой совестью потопала в постель, где почти сразу же и уснула.

А на следующий день в школе, радуясь тому, что лицо почти пришло в норму, я снова вляпалась в очередное дерьмо, подкинутое мне Мартой Максимовской.

Вероника

Перемена перед физкультурой. Я туда иду не одна, со мной поддержка в виде Дины. Вчера она не видела, как со мной поступили, но была наслышана, а потому сегодня целый день не отходила от меня, пытаясь, таким образом, хоть как-то защитить от нападок девчонок с параллели.

Да только Марте и её приспешницам было глубоко чхать на Шевченко. Они видели цель и не видели препятствий.

Стоило нам лишь зайти в раздевалку, как тут же послышались злобные смешки, глупые вопросы и неуместные замечания.

— А где твой боевой раскрас, Тихоня?

— Без очков ты выглядела гораздо лучше.

— Верни назад тени, дурында! Под ними хоть не видно, какая ты никакая.

Но всё это было ничто по сравнению с тем, что началось позже. Стеф подошла ко мне почти вплотную, сложила руки на груди и усмехнулась.

— Почитай-ка мне стихи, убогая.

— У неё имя есть, — заступилась за меня Дина, но на неё тут же кинулась Реджи.

— Варежку свою закрыла! Иначе будешь следующей. Ясно?

— Ну? — требовательно зыркнула на меня блондинка.

— К-какие стихи? — заозиралась я по сторонам, чувствуя болезненные, жалящие взгляды окружающих.

— Слышь, Марта, эта мымра ко всему прочему ещё и склерозом страдает. Напомни, деве не прекрасной, какие стихи нас интересуют, — хмыкнула Реджи и посмотрела на меня, как на мерзкую двухвостку.

И, на этом самом месте, Максимовская театрально выудила из форменного пиджака сложенный вчетверо лист бумаги, развернула его и вслух принялась читать. А я тут же узнала его — это был мой лист. И мои стихи, оброненные некогда мимо урны.

Благодарю, Боже, за слёзы.

Благодарю, Боже, за радость.

Когда приходят в жизни грозы,

Тебе несу я благодарность.

— Слышь, Туша, а ты уже поблагодарила своего дядьку на облаке за вчерашние грозы, м-м? — язвительно спросила Стеф, и почти вся раздевалка подавилась ядовитым смехом.

Ты избавляешь нас от страха —

Боящийся несовершенен.

Ты научаешь доверяться.

Твои уроки все бесценны.

— О, совершённая наша! А чего же ты так рыдала вчера, раз тебя твоё божок от страха избавил? Или нет, обманул, нехороший? Бесценный урок подкинул через нас, но с остальным напортачил, да? — продолжала глумиться Стефания.

О, мой Господь, пошли мне силы,

Чтоб всё пройти, не унывая.

Остаться верной до могилы,

На Твою милость уповая.

— Ну что, помолилась, идиотка? Готова к новому квесту? — словно гиена ржала Реджи. — Только, смотри, не унывай тут у нас, а то боженька ататайку сделает.

— Сектантка! — выкрикнул кто-то.

— Фанатичка!

— Чокнутая!

Они продолжали безобразно склонять меня на все лады, когда я всё-таки не выдержала, подскочила на ноги и кинулась к веселящейся Марте. Выдрала из её цепких пальцев листок со стихотворением, а затем бросилась бежать прочь из раздевалки к тому, кто молчаливо пообещал мне, что будет скрывать мою тайну. А потом взял и всё разболтал забавы ради.

И почти сразу же я наткнулась на того, кто мне был нужен.

Рафаэль Аммо собственной персоной шёл по школьному коридору в сторону мужской раздевалки, с кем-то переписывался в своём навороченном смартфоне и улыбался.

Один.

— Зачем? — задаю я парню вопрос в лоб, преграждая ему путь.

— Что? — поднимает он на меня глаза и недоумённо кривится. А я его рассматриваю и поверить не могу, что такой красивый и, как говорит мама, безупречный молодой человек сподобился на потеху публике вывалить мой секрет.

Ещё и этот крестик в его ухе. А на деле — ничего святого.

— Зачем ты отдал Марте тот листок со стихами, Рафаэль? Что я тебе сделала, что ты так со мной поступил? — голос дрожит, срывается в визгливые нотки отчаяния, но я ещё держусь.

— Какой листок? — поражённо таращится на меня парень, но я не собираюсь покупаться на его артистические навыки.