Спорим, тебе понравится? (СИ)

— Но как же, Яр, ведь у него сегодня день рождения.

— Истома, у этого говнюка днюха была неделю назад, ещё одиннадцатого числа. Он тебе навалил с три короба, а ты и рада ему верить.

— Что?

— Всё, прыгай, — открывает дверь со стороны пассажирского сидения и, когда я подчиняюсь, смачно шлёпает меня по попе.

— Ауч!

— Не задница, а дурман, — прикусывает нижнюю губу парень и закатывает глаза.

Но уже в машине после того, как мы снова не ушли на дно собственной зашкаливающей страсти, я всё-таки рискнула чуть отстраниться и задать Басову вопрос в лоб.

— Что происходит с Аммо?

Вздыхает. Трёт глаза, а затем пожимает плечами.

— Завис он.

— В смысле?

— На девчонке, — парень говорит это, а всё моё тело покрывается липкими мурашками. Горло забивает противный ком и я, едва дыша, уточняю.

— На какой?

— Недоступной ему. Вот и бесится.

— Боже..., — сглатываю почти животный ужас.

— Третий альбом в расход пустил, но до сих пор не понял, что у него мозги свернулись всмятку.

Хмурюсь и медленно выпадаю в нерастворимый осадок.

— Что это значит?

— А ты что удумала? — косится на меня и смеётся Басов. — Пикассо — ещё тот паук, Истома. Ладно, поехали, покажу тебе кое-что.

— Что?

— Небо в алмазах, — усмехнулся, переплёл наши пальцы, а затем медленно потянул к себе мою ладонь, нежно-нежно прикасаясь к её тыльной стороне горящими губами.

Снова растаяла...впрочем, как и всегда.

Глава 38 - Паутина

Вероника

— Где это мы? — у меня полностью спирает воздух в груди.

— Ну чего ты вся скукожилась, Истома? Я же не в лесополосу тебя завёз в самом-то деле? Расслабься.

Молчу. Мнусь. Заламываю руки, поглядывая на элитную многоэтажку, обнесённую высоким кованым забором и стоящую в притирку к центральной набережной города, но меня не отпускает. Я только сильнее зажимаюсь и начинаю сомневаться в том, что мне нужно быть там, куда он меня ведёт.

— Пошли, — его пальцы нежно проходятся по моей скуле, — пожалуйста.

— Ненадолго?

— Угу, — кивает и прикрывает глаза, когда его губы бесконечно трепетно накрывают мои, — ты будешь первым гостем.

— Неужели?

— Да.

— Блин, — прикусываю от неуверенности язык и кошусь на чёртовые колготки в сетку. Вырядилась на свою голову, дурында стоеросовая.

— Я буду хорошим мальчиком, обещаю.

— Ох... ну, ладно.

Басов, кажется, тут же выдыхает и улыбается, словно мальчишка, впервые увидевший доброго Дедушку Мороза. Стискивает меня до тихого писка, а затем трогается с места и заезжает в подземный паркинг.

Спустя минут пять мы уже поднимаемся в лифте на двадцатый этаж. На площадке всего три двери, одну из которой Ярослав открывает, звеня увесистой связкой ключей.

— Прошу, — подмигивает он мне и делает приглашающий жест пройти внутрь, — чувствуй себя как дома.

— Чья это квартира? — хмурюсь я.

— Моя. Подарок отца на совершеннолетие.

Я перешагиваю порог, но тут же, осекаясь, вопросительно вскидываю на парня глаза.

— Но ты же говорил, что он...

— Посмертная пасхалка, — разводит Ярослав руками и взгляд его тухнет, — одна из многих, которые мне до сих пор не могут простить.

Я непонимающе зависаю, но Басов только отмахивается и в секунду меняет мрачный вид на максимально доброжелательный, а затем берёт меня за руку и ведёт по квартире, показывая, что и как тут у него обустроено. Здесь всего две комнаты, но обе огромные и с видом на море. Панорамные окна затянуты струящейся полупрозрачной тюлью и тяжёлыми блэкаутами. Минимализм. Много воздуха. Мало декора. Просто невероятных размеров телевизор висит в гостиной. Пространство оформлено в тёплых оттенках кофе со специями и только одна стена в спальне выделяется из общего складного ансамбля своей вычурной белизной. Парень поясняет, что хотел бы изобразить на ней какой-то арт, но пока ещё не определился с его содержанием.

— Красиво здесь, уютно, — киваю я, когда Ярослав усаживает меня на диван и укутывает с головы до пят в мягкий плед с длинным ворсом, — и тепло. Особенно пол.

Я пытаюсь раскрыться, но Басов упорно прикрывает мне ноги.

— Истома, давай не драконь меня, ладно? — рычит он и ощутимо прихватывает за бедро, чуть подтягивая к себе. Глаза его тут же словно бы загораются потусторонним огнём, а черты лица заостряются, выдавая его взвинченное состояние.

— Ты чего такой, Яр? — шепчу я, поражённая его реакциями. Раньше, ещё до ссоры, он никогда не был таким раскрученным. Басов казался мне максимально собранным и спокойным, знающим, что делать, как и когда. Теперь же его было не узнать.

— Я скучал, — скрипит он неожиданно, — и ещё...никогда не видел тебя такой.

— Какой?

— Потрясающей.

— Не надо, Яр. Я уже ни раз лицезрела своё отражение в зеркале.

— И что оно тебе показывает?

— Лишний вес. Очки. Ничего примечательного, за что можно было бы зацепиться. Так что, я до сих пор не понимаю, что ты во мне нашёл.

— Это мать тебе на мозги серной кислотой опять промыла?

— Да причём тут моя мать? — вспыхнула я.