Спорные истины «школьной» литературы

А между тем история любви Базарова (девять глав небольшой по объему книги) чрезвычайно важна и в идейном, и в нравственном отношении, и с чисто художественной стороны. Я убежден, что на беседу об этих страницах можно, не скупясь, отвести по крайней мере два урока. Поводом для начала такого разговора могут служить слова Базарова: «Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, тогда я изменю свое мнение о самом себе».

Таким человеком неожиданно оказывается обаятельная женщина. Известно, что моральная сущность мужчины часто обнаруживается в его отношениях с женщинами. Базаров – не исключение. Перед ним пасуют все действующие лица, все, кроме Одинцовой. Отношения с ней не курортный роман, не происшествие, а событие, определяющее переворот в психологии, в настроении, взглядах, в жизни человека, в его судьбе. Читатель увидел главного героя в новом свете, в столкновении сухой теории и «зеленого дерева жизни», в распахнутости глубоко спрятанных от самого себя чувств и желаний. Любовь – чувство стихийное, и все-таки важно, кого и как любит человек и кто любит его; это так же, как дружба, характеризует любящего и любимого.

Так что же представляет собой женщина, поразившая умного, несокрушимого и самоуверенного Евгения Васильевича? Обворожительная красавица, царица. Но неужели могла она привлечь Базарова только внешностью? Отрицательный ответ, казалось бы, ясен. Однако, видимо, не всем. Иные критики XIX и XX веков, игнорируя тургеневский текст, замечали в героине лишь ее модельную броскость и умение вести себя в светском обществе. Так, анонимный автор журнала «Библиотека для чтения» (1862, № 5) по свежим следам сообщал читателям: «В Одинцовой нет ничего необыкновенного, кроме ее красоты, изящной выдержки и приготовленности для жизни». Порой литераторы всерьез затевали забавную перепалку. Например, вызвало журнальную драку выражение Базарова «эдакое богатое тело» (первое его впечатление). Критик в журнале «Русский вестник» (1862, № 5) по этому поводу писал: «Сочувственная базаровскому типу прогрессивная критика пускалась в серьезные и пространные объяснения, что так именно и следует ценить женскую красоту с настоящей, реалистическо-современной, молодой, прогрессивной точки зрения, что „богатство“ тела и есть единственный признак красоты, что других никаких признаков и искать не подобает, ибо такое искание есть гнилой идеализм, противоречие естественно-научному знанию и так далее».

В спор о плечах и теле Одинцовой вмешался Дмитрий Писарев, обративший внимание, один из немногих в ту пору, на умственные способности и другие стороны одаренной натуры этой женщины. Что Одинцова – не раскрашенная кукла, не модель и не пустышка, ясно с первых тургеневских строк о ней: «спокойно и умно» глядели ее глаза, «какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица». По контрасту с лжеэмансипированными Кукшиной и Ситниковым Анна Сергеевна представлена на балу у губернатора неторопливой, неговорливой («сама она говорила мало», два раза тихо засмеялась), с достоинством осанки, в непринужденном разговоре с неким сановником. Кажется, не без умысла Тургенев заставляет нас вспомнить хрестоматийные стихи:

Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?..

И далее:

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней…

И ситуация сходная, и почти точный портрет Анны Сергеевны Одинцовой, как говорят ныне, со знаком плюс. «Почти», так как может смутить слово «не холодна», но при первом восприятии Базарова еще не могло возникнуть ощущение холодности незнакомой женщины. Прозорливый Базаров, в отличие от журналистов из «Библиотеки для чтения», сразу выделил ее из массы светских дам, так же как Онегин на балу – неузнанную Татьяну-княгиню: «На остальных баб не похожа». Чем же? Невозможным, по его представлениям и убеждениям, сочетанием в женщине независимости, красоты и ума: «По моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды». Перед его глазами было первое живое опровержение его представлений; первое, но не последнее.

«Баба с мозгом», оказалось, многое испытала в своей жизни, многое знала, многим интересовалась, охотно читала хорошие книги (с плохими, случайными, засыпала) и «выражалась правильным русским языком». Ах, лукавый Тургенев! Снова возникает, но уже под другим углом зрения, образ Татьяны Лариной, которая, увы, «по-русски плохо знала, журналов наших не читала и выражалася с трудом на языке своем родном». Разумеется, нельзя никак бросить упрек любимице Пушкина: другие годы, другое воспитание, но как же не поставить еще один плюс Одинцовой, тем более что автор благодушно предоставляет нам такую возможность.