– Но разве же полный желудок не притупляет остроту реакции в бою и не клонит в сон?
– Много ты понимаешь, – оборвал меня Крюк. – Слушай предков, предки мудры. Плохого не посоветуют… Ну, Карлоссон, где тут у вас таверна?..
Главный зал чертога украшали златовышитые ткани и стеклянные бусы. На стенах его были развешаны грозные боевые топоры, боевые молоты и другие боевые инструменты. Пиршественный стол самообслуживания ломился от яств. Уставив подносы разнообразной снедью, присоединились мы к конунгу Олафсону, с отрешённым видом макавшему бороду в чашу маисового эля.
– Как там есть Хильдурбок? – участливо спросил его Карлоссон, вновь переходя на викингоиндейский диалект. – Её сильно переживать?
– А как твоя думать?.. Её много-много страдать. Её плакать.
– Что, всё есть настолько плохо?.. Её твоя сказать, как его её называть?
Конунг покосился на нас. Склонился к уху Карлоссона, что-то прошептал. Берсеркошаман едва не подавился кактусом. Несколько секунд просидел в оцепенении, встрепенулся и предложил кактус Олафсону. Тот, не глядя отмахнувшись и расплескав эль, вскочил на ноги и выбежал из чертога в слезах.
– А можно мне эту штуку попробовать? – спросил Крюк.
Карлоссон пожал плечами и протянул ему кактус.
– Ы-ы-ы!.. – сказал Крюк, остервенело вытаскивая из языка иголки. – Ы-ы-ы?!..
– Да, путь воина нелёгок и полон испытаний, – согласился с ним Карлоссон. – Хм… Это, пожалуй, надо будет записать.
– Извините, но не могли вы пояснить, кто такая Хильдурбок и что с ней приключилось? – спросил Патрик.
– Хильдурбок, чьё имя означает «очаровательная в любую погоду», – брачный партнёр Бьорна…
– То есть жена?
– Да, но предки завещали, что так говорить невежливо… Третьего дня она неосторожно задержалась тут, в чертоге, после заката солнца, в тот самый час, когда сгущаются ночные тени, протяжно ухают попугаефилины и Тот-кто-всё-называет выходит из своей тайной норы… Ну, он её и назвал, ясное дело.
– Как назвал?
– А вот этого я вам не скажу. Сами услышите. А до тех пор, если все наелись, предлагаю ложиться спать. Ночь нам предстоит долгая.
– Нам? – спросил я. – То есть вы остаётесь здесь? И чудовища не боитесь?
– Нет, конечно же. Мне-то чего бояться? Я же берсеркошаман. Умею при необходимости впадать в состояние яростного отрицания реальности и полной нечувствительности к боли, горестям и тяготам вещественного мира. Ну, того мира, что считается вещественным…
Карлоссон повалился на скамью и сразу же захрапел. Хотя и подозревал я, что укладываться спать в преддверии встречи с опасным и неведомым врагом было не лучшей идеей, но храп берсеркошамана звучал столь убаюкивающе, а пиршественные яства в желудке наделяли веки такой тяжестью, что проснулись мы уже только от…
– Что это было?.. Пушка? – спросил Патрик, вскакивая на ноги.
– Вероятно, судари мои, уже полночь, – сказал д’Арманьяк. – Я когда ещё мушкетёром работал, Его Величество завсегда повелевал ровно в двенадцать ночи палить из пушек. Он, знаете ли, страдал бессонницей и в превеликой милости своей не желал лишать добрых парижан счастливой возможности разделить с любимым монархом сию прискорбную кондицию.
– Ты что делаешь? – спросил я Макроджера, который почему-то спешно и деловито стягивал с себя всю одежду.
– Я… гм… Обещал же я это чудище голыми руками порвать… А капитан Макроджер привык держать свои обещания! – он воинственно подтянул разрисованные черепами и костями чёрные ситцевые кальсоны. – Теперь слушайте меня внимательно…
– РУЛИГАТРУСОР!
Мы обернулись на голос. Перед нами стояло крошечное существо, с головы до пят укутанное в густую бороду. На сморщенном личике было написано чрезвычайное неудовольствие, глаза злобно сверкали из-под кустистых бровей. Голову венчал красный ночной колпак. Палец вытянутой руки указывал на Макроджера.
– Как-как ты меня сейчас назвал? – с недоброй ухмылкой переспросил тот.
– РУЛИГАТРУСОР! – повторило существо и топнуло ногой.
– Ну вот, познакомьтесь. Тот-кто-всё-называет, – сказал Карлоссон, зевая и потягиваясь.
Палец существа развернулся в его направлении.
– ДРУГМИССБРЮКЕРЕ!
– И что это значит? – спросил я.
– ТЕККЕНУРСИНПЛЯЦ! – теперь существо назвало и меня.
– Да кто ж его знает? – берсеркошаман схватил кактус и быстро задвигал челюстями. – Но звучит очень обидно. Очень!
– Погоди, так это и есть ваше чудовище? – спросил Макроджер. – А что оно делает? Потом во что-то другое превращается?.. Когти выпускает? Клыки?
– Помилуй меня Фрия, с кем приходится наставником работать!.. Объясняю ещё раз: это Тот-кто-всё-называет. Он всё называет. И всё! Что тут непонятного?.. Это тот случай, когда название полностью отражает суть явления.
– То есть ты хочешь сказать, что он совершенно безобидный?
– Тсс!.. Не говори так. Это неуважительно по отношению к Тому-кто-всё-называет. Предки завещали использовать термин «альтернативно ужасный».
– Ага. Тогда я сейчас быстренько повырываю у него руки оттуда, откуда, дьявол их забери, они растут, и мы все уже наконец-то спокойно поедем на Остров Черепа, – сказал Макроджер, с хрустом разминая пальцы.
– Ты с ума сошёл! Духи предков…