Спортивный журналист

– С северо-востока Небраски, Фрэнк. Окленд, штат Небраска. – Он почесывает тыльную сторону ладони – вспоминает, наверное, о пшеничных полях. – В Техасе я учился. Поступил в пятьдесят третьем в сельскохозяйственный колледж. Уже женатым человеком. Викки, помнится, была на подходе. Учился целую вечность и одновременно работал на нефтяном прииске. Да, так о женщинах. Я хотел рассказать, как после смерти моей первой жены, Эстер, испугался, что никакие женщины меня больше интересовать не будут. Понимаете? Не того, что у меня больше не встанет. Того, что вот здесь чего-то не хватит. – Уэйд постукивает себя пальцем по самой середке лба и продолжает: – Ты как-то теряешь связь с самим собой. Перестаешь понимать, что тебе нужно. Вот и я перестал. Викки может рассказать вам об этом, она тогда заботилась обо мне.

Уэйд округляет глаза, что кажется мне до смешного на него не похожим, хотя я много раз видел, как это делает Викки, очень может быть, что он перенял эту гримасу у дочери. Гримаса-то женская и сообщает облику Уэйда нечто женственное – словно жизнь преподала ему несколько уроков, более жестоких, чем те, какие способен вынести мужчина.

– Я в то время совершал поступки попросту безумные, – безумные, Фрэнк, – говорит Уэйд и улыбается, словно прощая их себе. (Он не «человек Новой эры», это могу сказать точно.) Похитил в торговом центре младенца. Разве это не безумие? – Уэйд бросает на меня изумленный взгляд. – Маленькую цветную девчушку. Теперь даже и сказать не могу – зачем. В то время сказал бы, наверное, что искал случая взять на себя новые обязательства. Вопия в пустыне. Если бы меня тогда схватили за руку, пришлось бы вопиять в камере смертников, точно вам говорю. И поделом.

Уэйд серьезно кивает подвальным теням – как будто все самые темные его побуждения теперь надежно заперты здесь и вселиться в него больше не могут.

– Да, поступок ужасный, Уэйд. Что вы с ней сделали?

– Переплет был попросту жуткий, Фрэнк. На мое счастье, я успел вернуть девочку в коляску. Но перед этим-то уже отнес ее в машину. Кто теперь скажет, что я мог сотворить. Вот что значит оказаться в сумеречной зоне.

– Может, вам на самом деле и не хотелось ничего делать. То, что вы не пошли дальше, свидетельствует, по-моему, как раз об этом.

– Такая теория мне известна, Фрэнк. Но послушайте, что было дальше. Я столкнулся с бывшим однокашником, Баком Ларсеном. На встрече выпускников в Колледж-Стейшене. Мы с ним лет двадцать шесть не виделись. Выяснилось, что он работает в управлении Джерсийской платной. Ну, разговорились, как это бывает. Я рассказал ему об Эстер, о том о сем, о детях, женщинах, слезах, о моем намерении уехать из Далласа. А я о нем и сам-то не ведал, понимаете? Вы знаете, как это бывает. Вы же писатель.

– Очень хорошо знаю. (По крайней мере, он и Бак в мотель не отправились.)

– Человеку очень трудно понять свои настоящие намерения, ведь так? – И Уэйд жалостливо улыбается мне.

– В книгах с этим как-то попроще. Я знаю.

– Чертовски верно. Мы в Сельскохозяйственном тоже кой-чего читали. Не так чтобы много, я думаю. (Мы оба ухмыляемся в унисон.) Вы сами-то где учились, Фрэнк?

– В Мичигане.

– Ист-Лэнсинг, так?

– Анн-Арбор.

– Понятно. Вы там наверняка книг прочли больше, чем я в Колледж-Стейшене.

– Оглядевшись здесь, понимаешь, Уэйд, что правильный выбор сделали вы.

– Я тоже так думаю, Фрэнк. – Уэйд принимается растирать ногой заусенец присохшего к полу бетона, давит на него так и этак, пока не понимает, что тот не поддастся, и тогда покачивает головой. – Жизнь может меняться сотнями разных способов, точно вам говорю.

– Я знаю, Уэйд.

– В общем, пошел я работать в управление Джерсийской платной. Оставил Кэйда в Ирвинге, у родных Эстер, и целый год прожил холостяком. Так далеко от прежней моей жизни, как смог забраться. Был инженером в Техасе, а всего через неделю стал сборщиком платы в Нью-Джерси. Не без посторонней помощи, конечно. Понижение, можно сказать. И в деньгах я потерял изрядно. Но меня это не заботило, потому что я был конченым человеком, Фрэнк. Ты не думаешь, что тебе конец пришел, но так и есть, значит, надо начинать все сначала, на новом месте, пусть даже таком сумасшедшем, как это, неважно. Решать проблемы – это у меня в крови, Фрэнк. Как у всех инженеров. Если хотите знать мое мнение, американцы слишком нервно относятся к необходимости сделать шаг вниз. А в нем ничего страшного нет.

– И все равно вам пришлось нелегко. Я слушаю вас, и мои затруднения кажутся мне сравнительно мелкими.