Сержант Бенивалли, держа сигарету, как француз в кино, между большим и согнутым указательным пальцами, стряхивает пепел на лакированный пол.
– Занят я, – говорит он и снова шмыгает носом. – Полицейская работа…
Он вроде бы хочет сказать что-то еще, но спохватывается и говорит, уставясь в пол:
– Забыл, что хотел сказать.
Я поставил его, сам того не желая, в неловкое положение, мне пора уходить. Не исключено, что сержант Бенивалли не кто иной, как Кэйд Арсено лет десять спустя, надо оставить его в покое, пусть занимается полицейской работой. Хотя никогда не вредно показать человеку, что его колоссальные проблемы и личные горести на самом деле таковы же, как и у всех прочих людей. Каждому из нас приходится выполнять свою полицейскую работу.
– Я все же позвоню вам, ладно? – говорю я и улыбаюсь, как продавец в магазине.
– Не уверен, что я гожусь для ваших встреч, – отвечает он неожиданно смущенным тоном.
– Да ладно. Мы люди гибкие. Я и сам не всегда на них прихожу. Но сама идея мне нравится.
– Ага, – произносит сержант Бенивалли и снова выпячивает толстую нижнюю губу.
– Ну, мне, пожалуй, пора, – говорю я.
Он смотрит на меня, мигая, словно только что проснувшись.
– Как получилось, что у вас оказался ключ от его жилья? – Не быть полицейским он не может, и меня это устраивает. Представить его кем-то еще затруднительно.
– Уолтер просто-напросто выдал его мне. А почему – не знаю. Не знаю даже, много ли у него было друзей.
– Люди обычно не раздают направо-налево ключи от своих домов. – Он покачивает головой и прищелкивает языком.
– Люди, насколько я знаю, иногда совершают странные поступки.
– То и дело, – соглашается сержант и снова шмыгает носом. А затем говорит: – Постойте-ка. – Лезет в карман и, пошарив за пачкой «Кулс», вытягивает оттуда синий пластиковый футляр для визиток. – Когда пойдете туда, возьмите с собой.
На карточке указаны его имя, должность и изображена печать Хаддамского муниципалитета. «Джин Бенивалли. Сержант сыскной полиции». В самом низу стоит его домашний номер, который в телефонном справочнике, вне всяких сомнений, отсутствует. Я могу позвонить по этому номеру насчет «клуба разведенных мужей», и он наверняка это понимает.
– Хорошо. – Я встаю.
– Только ничего оттуда не берите, ладно? – хрипло произносит он, сидя на скамейке и прижимая к животу папку с документами. – Это будет неправильно.
Я сую карточку в карман рубашки.
– Может, еще увидимся как-нибудь вечером.
– Не-а, – отвечает он, растирая ногой окурок одной сигареты и пуская дым другой поверх больших колен.
– Ну, я вам все-таки позвоню, наверное.
– В любое время, – устало соглашается он. – Я всегда здесь.
– Пока, – говорю я.
Прощаться он тоже не любит. Не больше, во всяком случае, чем пожимать руки. Я оставляю его на скамейке, под красной табличкой ВЫХОД, глядящим мне в спину сквозь стеклянную дверь.
Машина Экс стоит в густеющих сумерках рядом с моей. А сама Экс сидит на переднем крыле и разговаривает с двумя нашими детьми, терпеливо добиваясь от них чего-то, – дети же ходят колесом по городской публичной лужайке и смеются. Пол не решается забрасывать ноги настолько высоко, чтобы добиться тем самым совершенного равновесия, зато Кларисса достигла за долгие часы практики вершин мастерства и даже в подаренном мной клетчатом платье до земли может пройтись вверх тормашками, поражая меня белизной хлопковых трусиков, столь яркой в тускнеющем свете. На переднем бампере машины Экс появился стикер: «Я лучше в гольф поиграю».
– Накормила этих гавриков мороженым, и вот результат, – говорит Экс, когда я опускаюсь рядом с ней на теплое крыло. На меня она даже не взглянула, просто решила, что это я, машина-то моя вот она, рядом стоит. – Похоже, снова в детство впали.
– Пап, – кричит с травы Пол, – нашу Клари хоть в цирке показывай.
– Ты лучше травку давай расчесывай, – говорит Клари и тут же снова встает на руки.
Они не удивились, увидев меня, хоть и переглянулись, заметил я, украдкой. В обычные дни тайны у них в головах так и кишат, ко мне же оба относятся и с потаенным юмором, и с потаенным сочувствием. Они были бы счастливы, устрой мы с Экс на лужайке, как когда-то дома, шутливую потасовку, но теперь мы этого не можем. Пол, вероятно, приготовил для меня новый анекдот, получше рассказанного в четверг.
– У нее хорошо получается, разве нет? – громко говорю я.
– Я ей комплимент хотел сказать, ладно? – Пол стоит, по-девчоночьи положив ладони на бедра.
Взаимное непонимание всегда огорчает нас обоих. Клари плюхается на попку, смеется. Она похожа на своего деда, у нее и волосы такие же, почти серебристые.
– По-моему, странно, что в городе вроде нашего есть собственный морг, тебе так не кажется? – задумчиво произносит Экс. На ней сегодня яркий, зеленый с красным, парусиновый плащ с большим запахом и похожая на мою, мятного цвета, рубашка из «Брукс» – все это создает впечатление невозмутимой интимности. Она разглаживает укрывающую ее колени ткань, пристукивает каблуками по покрышке. Настроение у нее благодушное.