Спортивный журналист

Как только мы останавливаемся перед нужным нам домом, из-за угла его до меня доносится приветственный крик: «Эй, здорово!» – правда, кричащего я не вижу. Мистер Смоллвуд разглядывает дом сквозь закрытое стекло своего окошка. Он слышал о Хербе, но в истории его жизни путается и считает Херба негром. В любом случае, мистеру Смоллвуду хочется посмотреть на него, прежде чем отправиться в Уиксом.

Дом Херба стоит на маленькой, кривенькой Глэсье-Уэй, в сотне ярдов от озера Уоллед, вблизи парка с аттракционами, который открывается только на лето. Когда-то, еще учась в колледже, я бывал там в маленьком старом танцевальном зале с балетными станками вдоль трухлявых стен, называвшемся «Казино Уоллед-Лейк». В то время весь Мичиган увлекался групповыми танцами под музыку кантри, а я и двое моих друзей приезжали сюда из Анн-Арбора в надежде снять женщин, хотя, разумеется, ни одной в радиусе сорока миль мы не знали и в итоге просто стояли у обшитой старыми, ободранными еловыми досками стены, пили приправленную виски «коку» и отпускали саркастические замечания по адресу каждого, кто попадался нам на глаза. «Казино», как сообщил мне мистер Смоллвуд, давным-давно сгорело дотла.

Дом Херба похож на другие стоящие вокруг – маленькие, белые, с заостренными кровлями, мезонинами и крошечными венецианскими окошками у входных дверей. Такой дом мог бы принадлежать заводскому инструментальщику – неброское строение пятидесятых годов с двориком, двухместным гаражом на задах и фургончиком на подъездной дорожке; синие мичиганские номера его извещают: ХЕРБ.

Вот и он сам – появляется из-за угла дома, оставляя на тающем снегу следы колес. Едва увидев его, мистер Смоллвуд включает зажигание, со свистом проносится по улице и исчезает, свернув с нее на боковую, оставив меня одиноко торчать на манер неудачливого вора посреди двора Херба Уолджера.

– Я думал, ты покрупнее, – кричит Херб, улыбаясь во весь свой щербатый рот. Он протягивает мне огромную ладонь и, когда я сжимаю ее, едва не валит меня рывком на землю.

– А я думал, ты помельче, Херб, – отвечаю я, хоть это и ложь.

Он гораздо меньше, чем я полагал. Ноги усохли, плечи костлявые, большими остались лишь голова да руки. Толстые очки в роговой оправе сообщают ему сходство с вытаращившим глаза аистом. Он сегодня дважды порезался, бреясь, и залепил порезы клочками туалетной бумаги; одет в футболку со словом МОГУЧ на груди и клетчатые бермуды, обут в новенькие красные теннисные туфли. Представить себе Херба спортсменом трудновато.

– Люблю в такой денек погулять на воздухе, Фрэнк. Чудесная погода, верно?

Херб окидывает небо взглядом запертого в клетку человека, голова его словно болтается на стебле.

– Погода отличная, Херб.

На недолгое время мы оба усваиваем аляповатый выговор канзасских фермеров, хотя относительно погоды Херб решительно не прав. Сильно похоже на то, что еще до окончания утра снег может пойти снова, и препротивный.

– Знаешь, каждый год, что ни весна, мне в голову лезут мысли о мотоциклах или о том, что хорошо бы купить какую-нибудь крутую тачку. У меня их было четыре, не то пять, да два-три байка.

Херб сидит, глядя в сторону от меня – поверх конька дома напротив, за улицей, в точности такого же, как его, если не считать голубой крыши. За домом, в нескольких кварталах от нас, металлически поблескивает между дворами озеро Уоллед. Грустно слышать, как он говорит о своей жизни в прошлом времени. Свидетельством оптимизма это никак не назовешь.

– Ладно, Фрэнк, как ты хочешь покончить с нашим дельцем? – почти кричит мне Херб все с тем же поддельным канзасским акцентом. Он снова бодро улыбается во весь рот, прихлопывает ладонями по черным пластмассовым подлокотникам своего кресла, – похоже, сильнее всего ему хочется вскочить на ноги и придушить меня. – Можем пойти в дом, можем к озеру прогуляться. Выбирай.

– Давай попробуем озеро, Херб, – говорю я. – Я часто приезжал сюда, когда учился в колледже. Буду счастлив увидеть его снова.

– Клэрис! – ревет Херб, грозно оглядываясь на маленькую парадную дверь дома, ерзая в кресле, дергая его так, чтобы оно развернулось в нужную сторону. Прошлое мое его не интересует, однако ничего преступного в этом нет – оно и меня-то интересует не сильно. – Клэ-э-э-э-эрис!

Дверь отворяется, на веранду выходит худощавая, хорошенькая, очень коротко остриженная чернокожая женщина в джинсах. Я получаю от нее жиденькую полуулыбку.

– Это старина Фрэнк Баскомб, Клэрис. Он собирается сделать из меня посмешище, а я – надрать ему задницу. Мы отправляемся на озеро. Тащи сюда пару плавок, вдруг нам окунуться захочется. – Херб оборачивается ко мне, насмешливо улыбаясь.

– Я постараюсь держаться подальше от него, миссис Уолджер, – говорю я, посылая ей дружескую улыбку, такую же хилую, как ее.

– Херб обожает болтать о купании. – Взгляд Клэрис, устремленный на мужа и полный терпения, словно дает понять, что он так и не выросший озорной мальчишка.

– Ладно-ладно, не позволяй ей заводить ее всегдашнюю волынку, – рокочет Херб и ухмыляется.