Спортивный журналист

В телефонной будке я грузно приваливаюсь к холодному плексигласу, разглядывая скопившиеся на автостоянке проволочные магазинные тележки, пока оператор далекой 401-й зоны ищет ее имя в списках абонентов. За асфальтовым простором стоянки работает, несмотря на Пасху, бургерная «Нулевая отметка» – реликт старых приземистых заведений сороковых годов с их раздвижными дверьми, обилием окон и полосатыми навесами. Одинокий черный автомобиль стоит, заехав носом под навес, официантка разговаривает, пригнувшись к его окошку, с водителем. Белое небо на предельной скорости мчит к океану. Всякое может случиться. Я знаю. Зло таится почти повсюду, а смерть слишком жестока и неподваластна большинству обычных лекарств. Я их уже опробовал.

Гудок – и сразу ответ:

– Алло.

– Сельма? – Я понимаю, имя несусветное, однако у арабов оно звучит иначе.

– Да?

– Привет, Сельма, это Фрэнк. Фрэнк Баскомб.

Молчание. Озадаченность.

– О. Да. Конечно. Ну, как ты? – Шелест сигаретного дымка в микрофоне. Ничего нового.

– Хорошо. Я хорошо.

Хуже не бывает, но я в этом не признаюсь. И что дальше? Больше мне сказать нечего. Каких благодеяний ждем мы от других людей? Одна из моих проблем состоит в том, что решать проблемы я не умею. Полагаюсь на других, хоть мне и нравится думать, что это не так.

– Надо же. Сколько времени прошло? – Дьявольски мило с ее стороны пытаться вести разговор, сам я на это, по-видимому, не способен.

– Три года, Сельма. Много.

– Ах да. И ты все еще пишешь… Ты ведь писал что-то, казавшееся мне страшно забавным?

– О спорте.

– О спорте. Да, верно. Теперь вспомнила. – Она смеется. – Не романы.

– Нет.

– Хорошо. Тебе это так нравилось.

Я всматриваюсь в светофор на 524-м, который переключается на желтый свет, и пытаюсь представить комнату, в которой она сейчас сидит. Дом в стиле королевы Анны, белый или голубой, в Колледж-Хилл. Анджели-стрит или Браун-стрит. Приятный вид из окна: ильмы, улицы, сбегающие к старым фабричным корпусам, а за ними широкий залив, мглистая даль. Если бы только я мог оказаться там, а не на парковке Адельфии. Я был бы в сто крат счастливее. Новые перспективы. Подлинные возможности, вырастающие из земли, точно юные горы. Я бы в мгновение ока уверился, что все не так уж и плохо.

– Фрэнк? – роняет Сельма в задумчивое молчание на моей стороне линии. А я помещаю на воду залива парус, прикидываю силу ветра и волн. Заселяю другой мир.

– Что?

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Голос у тебя какой-то странный. Я всегда рада слышать тебя. Но ты говоришь так, точно у тебя не все в порядке. Ты где сейчас?

– В Нью-Джерси. В телефонной будке городка под названием Адельфия. В общем, мне могло быть и получше. Но это не страшно. Просто я подумал о тебе и захотел услышать твой голос.

– Что же, это прекрасно. Может, скажешь, что у тебя там стряслось?

Знакомый звон единственного кубика льда (кое-что не меняется никогда). Интересно, на ней сейчас хорошо мне знакомый палестинский бурнус, что выводил из себя наших еврейских коллег? (Втайне они им, разумеется, любовались.)

– Что ты сейчас делаешь? – спрашиваю я, глядя на парковку «Акме». Кто-то нацарапал на стекле прямо перед моими глазами имя «Шелби». Вокруг витает запах стылой мочи. Официантка «Нулевой отметки» вдруг выпрямляется, подбоченивается и глядит на одинокую машину с отвращением, так мне кажется. Там вызревают какие-то неприятности. Не понимают эти люди, до чего у них все хорошо.

– О. Ну, сегодня читаю, – со вздохом отвечает Сельма. – Что мне еще делать?

– Что именно, скажи. Я не знаю сколько уж времени в книгу не заглядывал. А стоило бы. Последняя из прочитанных мной была не очень хороша.

– Роберта Фроста. Через неделю буду вести занятия по нему.

– Это великолепно. Мне нравится Фрост.

– Великолепно? Не уверена.

Дзынь, дзынь.

– А по мне, так великолепно. Знаешь что? Ты ведь уберешь из него все «я», так?

– Да, конечно. – Смешок. – Вот дурь-то была. Хотя он и вправду зануда. Просто гадкий мальчишка, который умеет писать. Временами, пожалуй, забавный. И хорошо, что пишет коротко. Я в последнее время Джейн Остин читала.

– И она тоже великолепна.

Из-под покрышек черной машины вдруг вырывается гневный бело-голубой дымок, хоть она и не издает ни звука. Официантка разворачивается и лениво, демонстрируя безразличие, ступает на тротуар. Машина отпрыгивает назад, замирает, а затем с визгом устремляется к ней, однако женщина даже не шевелится, только смотрит, как бампер летит на нее, резко останавливается и ныряет вниз. Официантка поднимает руку, показывает водителю средний палец, и машина, снова выплюнув беловатый дымок, мчится задом по стоянке «Акме», а затем производит разворот на сто восемьдесят градусов, хоть для телевидения снимай.

Тот, кто сидит за ее рулем, дело свое понимает. Хотя откуда мне знать, может, Адельфия населена автогонщиками.

– Ну ладно. Ты сейчас женат, Фрэнк?

– Нет. А как ты? Уже нашла промышленника?

– Не нашла. – Молчание, потом жесткий смешок. – Предложения я получаю… и довольно много, на самом-то деле. Но все от идиотов и к тому же очень бедных.