Споры об Апостольском символе

Хуже всего, хуже и обременительнее самих податей была та жестокость, с которой они собирались. Императоры, человеколюбивые и внимательные к нуждам народа, старались смягчить способы взимания податей, но без успеха. Государственная машина, требовавшая для своего движения многих и многих расходов, всей своей тяжестью ложилась на простой народ, вытягивая из него что только можно было. Благодаря продолжительной рутине научились лишь одному — выискивать новые налоги и во что бы то ни стало взыскивать их, но не знали, что такое милосердие и сострадание. Безжалостно и неумолимо отнимали последнее достояние, отнимали у женщины последнее ее украшение, последнюю ценную безделушку, которой она дорожила как наследством от прежних, лучших времен; с ребенка срывали золотой амулет, которым заботливая, но суеверная мать хотела защитить его от колдовства; с бедняка снимали последнее его платье. Кто не мог заплатить, что следует, того бросали в темницу; но этим дело не кончалось. Из него начинали выколачивать подати: его варварски били, морили голодом, подвергали пытке в надежде, что наконец–то бедняк выдаст скрытые им сокровища. Как только распространялся слух, что идет сборщик податей, в массе народонаселения проносился вопль ужаса и крик отчаяния. Темницы наполнялись недоимщиками, многие убегали куда глаза глядят, иные даже решались на самоубийство, лишь бы положить конец беде. Рассказывают (историк Зосима), что родители пускали на продажу своих сыновей, а их дочери продавали свою невинность и честь, лишь бы только выручкой заплатить подати. Св. Василий Великий в одной из своих проповедей рисует вызывающую глубокое сочувствие картину: отец семейства, чтобы удовлетворить претензии сборщика податей, вынужден продать одного из трех своих сыновей и не может решить: кого из троих лишиться? Старшего ли? Но он имеет за собой права первородства. Младшего ли? Но он так еще мал и так слаб. Среднего ли? Но он в особенности близок родительскому сердцу. Можно полагать, что эта картина не плод риторского красноречия, не плод воображения святителя, а картина, схваченная прямо из жизни. Христианский писатель Палладий Еленопольский рассказывает также при одном случае, как один всадник встретился в дикой пустыне с женщиной, которая и поведала ему, какая злая судьба забросила ее в трущобу. Муж ее за недоимки был брошен в темницу и подвергся пыткам, два сына ее были проданы, сама она не раз подвергалась ударам бича, пока не убежала в пустыню, где и блуждала три дня без пищи.

Чрезвычайно жестоко было то, что муниципальные города были обязаны доставлять в казну поземельную и подушную подать за круговой порукой, а так называемые декурионы, более состоятельные граждане, — отвечать за правильность и полноту взносов. Положение таких декурионов было поистине трагическим. В их положении, при бедности народонаселения, не представлялось другого исхода, как или самим быть ограбленными, или грабить других. Дело доходило до того, что декурионы, следовательно, самый зажиточный класс городского муниципального народонаселения, класс, обладающий имуществами, считали за лучшее отказаться от собственного дома и достояния, и должности, и достоинства, лишь бы только избавиться от тяжести регулировать собрание податей. Но весь арсенал законов обращен был против этих декурионов и привязывал их железной цепью к недвижимому имению, которое представлялось для них тяжестью; хуже всего доставалось мелким собственникам недвижимого имущества, мелким землевладельцам. С них теребили деньги под различными предлогами: то нужны были лошади для императорской почты, то хлеб для войска и т. д. Не платили они, не доставляли требуемого — их влекли в тюрьму. Тысячи мелких крестьян–землевладельцев охотно жертвовали своей свободой и отдавали себя в распоряжение крупных собственников в качестве крепостных. Тогда эти собственники должны были отвечать за исправность их платежей перед правительством. Было что–то ненормальное в этом стремлении лишаться своей свободы, чтобы только иметь кусок хлеба. Или же те мелкие собственники просто–напросто бросали на произвол судьбы свои дома и в качестве нищих бродили по городам за подаянием. В Галлии обширные пространства, занятые прежде цветущими нивами, обратились теперь в пустыни; виноградники, лишенные обработки, одичали. На рубеже между IV и V вв. одна ревизия показала, что в Кампании, этой плодоноснейшей стране, где нивы приносили земледельцу по три жатвы в год, восьмая часть всей провинции обратилась в пустырь. Государство отдавало эти запустелые земли даром каждому, кто взялся бы вносить те подати, какие положены были на эти земли; но охотников не находилось. Вследствие этого правительство сочло себя вынужденным возложить взнос этих податей на прочих землевладельцев страны, но это привело к тому, что и эти последние стали разоряться.