Справа налево

Венцом исследования стало вот что. В течение долгого времени я регулярно проходил по Пресненскому Валу и сворачивал на Малую Грузинскую улицу. Там стоит достаточно невзрачный завод «Фазотрон». Я решил уточнить, что там производят, и выяснилось, что завод занимается современной авионикой и что у него большая история, он был создан в 1918 году. И тут я обратил внимание, кто был первым его директором. Меня это поразило. Первым директором этого завода — собственно, инициатором создания — стал Александр Фридман, уникальный, фантастический человек. Он был знаменитым авиатором, немцы боялись его как огня во время Первой мировой, оповещая боевые позиции по рации: «В воздухе Фридман!» Он летал на дирижабле, и был разносторонним ученым, переписывался с Эйнштейном, который в одной из своих работ был вынужден принять поправки Фридмана. Кроме того, Фридман — автор модели Большого взрыва, расширяющейся Вселенной: одной из главных моделей мироздания! Вы всю жизнь можете проходить мимо этого невзрачного «Фазотрона», который из себя ничего не представляет, и вдруг понимание того, что здесь работал выдающийся ученый, выведет ваше сознание на совершенно новый уровень, и Москва станет вокруг иной.

ОБ АРХИТЕКТУРЕ ПРЕСНИ

Пресня в основном застраивалась недавно, ее улицы формировались в XIX веке. Довольно обычная для Москвы застройка: сводчатые окончания окон, выступающие кирпичи, которые создают рюше-образность. Я не знаю, как это архитектурно называется, но в моем понимании это такое купеческо-кирпичное барокко. И по всей Пресне были разбросаны мещанские домишки — бревенчатые, обшитые досками. Типичную пресненскую застройку можно посмотреть, если пойти в район улицы Заморенова, где самая большая церковь на Пресне — храм Рождества Иоанна Предтечи в Малом Предтеченском переулке, в ней отпевали Алексея Хвостенко.

Там рядом находится замечательная диорама «Пресня. Декабрь 1905 года», чуть ли не самая крупная в Европе. Я считаю, что это выдающееся произведение с точки зрения краеведения. Панорама старой Москвы XIX века в ней воссоздана с феноменальной тщательностью. Диорама малопосещаемая, но туда можно чуть ли не каждую неделю ходить, настолько интересно погрузиться на век назад. Так вот, рядом с этой панорамой остался мещанский домик, где располагался исторический Комитет борьбы 1905 года, там проходили совещания, решения которых распространялись на действия защитников баррикад. Баррикады же были рядом с зоопарком, у моста над речкой Пресней, которая текла по наклону Большой Грузинской, приводя в действие не одну мельницу. На месте Белого дома, насколько я понимаю, было какое-то злачное место, какие-то шалманы. Гиляровский пишет, что часто трупы сбрасывали в речку Пресню, чтобы их выносило течением в Москву-реку: вот вам и концы в воду.

Но вернемся к мещанской застройке. У Бунина в «Темных аллеях» есть замечательный, крохотный рассказ необычайной лиричности, который начинается с того, что юноша приходит в гости к своей девушке, живущей как раз в таком доме. И там рефреном повторяется мелодия про этот домик. Рассказ начинается так: «Осенней парижской ночью шел по бульвару в сумраке от густой, свежей зелени, под которой металлически блестели фонари, чувствовал себя легко, молодо и думал:

В одной знакомой улице
Я помню старый дом
С высокой темной лестницей,
С завешенным окном…

Чудесные стихи! И как удивительно, что всё это было когда-то и у меня! Москва, Пресня, глухие снежные улицы, деревянный мещанский домишко — и я, студент, какой-то тот я, в существование которого теперь уже не верится…». Я бы этот рассказ поставил эпиграфом ко всей уже почти канувшей мещанской застройке Пресни, к району вообще. Точно такой дом находился на месте, где сейчас ресторан «Ла Маре», возле которого останавливаются теперь «майбахи» в сопровождении джипа с охраной. Это тоже, кстати, особая жизнь Пресненского района: останавливается машина с госномерами, спереди — джип охраны, сзади — джип охраны, выходят омоновцы, оцепляют всю улицу, выводят клиента и передают его метрдотелю.

О СОСЕДЯХ

У нас в подъезде многие квартиры сдаются. А коренные жильцы во многих домах — семьи ассирийцев, воспетые еще Шкловским с его рассказом, как они бежали через снежные перевалы под защиту Российской империи, а потом осели в Москве и Питере, где в основном сапожничали. Я еще застал их в сапожных будках, покупал у них шнурки и зашивал свои «бореали»[21], разбитые в горах. Сейчас, с изобретением губок, нужда в чистке отпала, и эти сапожные будки занимаются преимущественно торговлей. А раньше можно было подойти к старику в такой будке и послушать, как звучит древний арамейский язык.

О КАФЕ И РЕСТОРАНАХ