Справиться с мечом

— Не плачь, брат, — склонился к вампиру на плечо печальный эльф. — Зато тебе есть, что вспомнить! А нам всем и вспомнить нечего. Из нас женат был только один… И того бросили… У нас, — эльф захлюпал носом, — ты не представляешь — одна женщина на дюжину мужчин… кто не во дворце живёт — шансов жениться нет вообще… За наместника-то любая побежит, а за меня? Стыдно сказать — за время кризиса все женщины наши по человеческим публичным домам разбежались… Род эльфийский позорят… А нам хоть на людских женись… Многие так и сделали… А я остался… один… И они все холостые… — он указал на дружину, — больше куля лет каждому — и женаты не были, и вспомнить нечего… Никто не бросал, и драгоценностей с собой не увози-ил… Любовница — она ж не жена, скандал не закатит, не пожалеет… Сегодня с одним, завтра с другим… неправильно это! Мечта у меня заветная — узнать, каково это, когда тебя жена дома ждёт…

Угу, подумал я, пьяного домой волочёт, по крылышкам нежно гладит или в бок башмаком пинает… вот только не надо напоминать мне о том, каково это, когда тебя жена дома ждёт. Озверею.

За время этой душещипательной беседы к заветному артефакту несколько раз подбирались жаждущие волшебного нектара воины и уходили, совершенно осчастливленные. Мих с Фимой посмотрели друг на друга и развёли руками. Решили дожидаться утра, которое, как известно, вечера трезвее.

Суббота

Мих растолкал меня затемно.

— Вставай, повелитель, будем тебя в порядок приводить, нам сегодня перед войском речь толкать.

Он заставил меня надеть шлем, хорошо не глухой, нацепил что-то типа панциря на грудь, прикрыл всё это сверху белым плащом и потребовал, чтобы я залез на лошадь. Причём на белую и высокую, а не на мою любимую Акуру. Лошадь сопротивлялась, и норовила то отойти, то укусить. Панцирь тянул меня вниз, нога из стремени выскальзывала. Закончилось всё тем, что меч сцепил руки, я поставил ногу ему на ладони, и он просто закинул меня наверх. Тварь поддала задом. Я чудом не шмякнулся на землю. Шевелиться в панцире сил не было вообще, при мысли, что я грохнусь на землю в этом самоваре, я похолодел и немедленно слез с коняги. Самостоятельно. И очень быстро.

— Акуру! — попытался произнести я как можно твёрже. — И сними с меня эти вериги, я же навернусь в них…

Мих молчал, скептически меня разглядывая.

— Без повелителя на последнем шаге останешься, — злорадно привёл я неотразимый довод. — Причём по собственной дурости. До замка всего ничего, а я убьюсь тут в этом железе! Не убьюсь — так брякнусь с лошади перед всем войском — позору не оберёшься!

— Да, — согласился меч, — с тебя вполне станется. Да и смотрится всё это на тебе, — он поморщился, — как на корове седло. Ладно, авось на Акуре за нами с Фимой за скомороха сойдёшь. Тебе бы ещё плащ гномий, зелёненький в красно-жёлтую полоску… Или оставить тебя в обозе?

Я предпочёл бы остаться. Но Мих после длительного раздумья всё же решил, что без повелителя выступать с речью перед войсками неприлично. И вместо разноцветного плаща вручил-таки мне белый. Потом оставил меня на попечение Роксаны и Злата и пошёл за Фимой и переодеваться. Роксана долго вокруг меня ходила, вздыхала, приволокла откуда-то золотистую попону для Акуры и такой же плащ для меня, потребовала, чтобы я сел на лошадь, обошла нас с кобылой со всех сторон, и осталась недовольна. А Злату я понравился. Он вообще напевал, сиял и прыгал — эльфы поняли намёк своего величества и отрядили гонца к русалке. Гонец скакал день и ночь, но русалку нашёл, привет от жениха ей передал, и также выяснил, что невеста ещё хвостом не вильнула и ни с кем не сбежала, а ждёт-не дождётся своего возлюбленного. Злат радостно сообщил, что «это… Мих долго на гонца смотрел… и это, сказал, что это… всё правда».

Вскоре прозвучал сигнал трубы, который, наверно, что-то значил…

Как ни странно, совершенно пьяное вечером войско дружно вскочило на ноги и побежало строиться. И достаточно быстро выстроилось. По моим подсчётам воинов было около четырёхсот, все конные. Мало, но Мих больше и не требовал. Среди человеческих воинов выделялось дюжины три зелёных эльфийских плащей — это помимо личной охраны его величества. Столько же вампирьих крыльев, как уж они сумели добраться до войска и где брали спирт — непонятно. И оборотни, человек двадцать. Что это оборотни, мне объяснил Злат, который ночью нашёл среди них земляка и долго с ним обнимался.

Пока дружина строилась, к нам подъехали меч с его величеством. Фима на Феррари смотрелся… огненным эльфийским королём он смотрелся, кем же ещё? Светящимся, и в ореоле огненных волос и алого плаща. Мих на Сером распрямился, нацепил сверкающий шлем, нечто блестящее под ослепительно белый плащ, и непринуждённо гарцевал рядом с его величеством. Серый на фоне Феррари казался серебристым, и в паре меч с магом контрастировали, как лёд и огонь. Блин, и это — мой сволочной меч, который надо мной всю дорогу прикалывался? Фима на него морок что ли, какой навёл? Или это я от зависти? Впрочем, если уж он травинку выплюнул…