Памятник Ермаку был поставлен в XIX веке, автор проекта – Александр Брюллов, родной брат Карла. Будущий Николай Второй, посетивший Тобольск в статусе наследника- цесаревича, осмотрел монумент и нашёл его
На другой стороне Никольского взвоза белели стены кремля. Волк наконец одолел собаку – над Тобольском взошла луна, такая ясная и чистая, что хотелось завыть. Пёс не отставал от нас ни на шаг – и чем ближе мы подходили к гостинице, тем чаще он обгонял нас и вилял своим жутким хвостом, пытаясь поймать мой взгляд.
– Он что, не понимает – я его не возьму? – сказала я сестре.
Сестра это хорошо понимала, и я тоже, а вот пёс – нет. Он весь был сплошная надежда в сосульках грязной шерсти.
– Вообще собак не люблю, – продолжала говорить я куда-то в воздух, – а у этого нет никаких шансов.
– Потому что нехорош собой?
– Потому что дома – кот!
– Успокойся, – сказала сестра. – Сейчас мы пойдём спать, а утром его уже не будет.
Машину оставили под окнами гостиницы, ночью я просыпалась, чтобы проверить – не случилась ли какая злополука. Выглядывала в окно, потом долго не могла уснуть, читала учебник французского (болгарский давно остался в прошлом) и только под утро наконец заснула так крепко, что сестре пришлось трясти меня за плечо.
Мы позавтракали, собрали сумки – и спустились вниз, чтобы выписаться из номера.
– Это не вас там собачка караулит? – вежливо спросил администратор, сдававший ночное дежурство. – Я вчера курить выходил, а она всё сидит и сидит.
– Он, – сказала я. – Не она, а он.
– Как зовут? – спросил администратор, принимая ключи от комнаты.
Я смогла только сверкнуть глазами в ответ, но не уверена, что вышло убедительно.
Пёс приветствовал нас так бурно, что у меня внутри как будто что-то треснуло напополам. Я не борец за права животных, но мне было всё равно очень жаль эту псину – некрасивую, никому не нужную, по ошибке принявшую меня за ту гадину, которая её однажды бросила. И с которой у нас одинаковый запах.
Я села перед псом на корточки и сказала:
– Слушай, волчище, не ходи за нами больше. Давай расстанемся прямо сейчас.
Сестра хмыкнула. Пёс улыбнулся во всю свою волчью морду – и потрусил за нами, как будто получил благословение.
– Может, его хотя бы покормить?
– Тогда он вообще не отстанет. И не смотри так на меня, у нас и так проблемы с соседями. Считают, что я содержу псарню… Оставим корм, когда поедем, – на прощание.
Волчище кивнул, как будто согласился спредложенным вариантом.
Мы втроём осматривали кремль – когда надо было заходить в здание, Волчище ждал нас снаружи, а потом ликовал, виляя хвостом.
В историческую тюрьму с собаками не пускали – мы отсутствовали часа два, и у меня зародилась надежда, что Волчище за это время может встретить кого-то другого с тем же запахом. Но нет – на выходе из тюрьмы нас встретил тот же преданный оскал, тот же мохнатый хвост, которым пёс размахивал как саблей.
В ларьке с надписью «Продукты» мы купили собачьей еды в пакете – и некультурно вывалили её перед Волчищем в ближайших кустах. Он обрадовался, начал торопливо пожирать угощение, пока мы трусливо пробирались к машине. На душе было гадко, хотелось как можно скорее уехать. Но когда я разворачивалась в поисках выезда, то увидела в зеркале знакомое мохнатое чудище, так и не дождавшееся, несмотря на всю свою преданность, ответных чувств. Была только жалость, но её всегда мало. Есть мерзкие слова – «всех не обогреешь».
Волчище бежал за машиной, а к недоеденному корму в кустах спешили, вероятно, все окрестные собаки. Волчище бежал резво, но мы, конечно, ехали быстрее. На трассе я прибавила скорости, начисто позабыв о сложных отношениях с Тюменским трактом. Думала: как хорошо, что сестра молчит.
Спустя час решили заправиться. Сестра осталась в машине, а я, пока заливали бензин, пошла за кофе. Не знаю, почему решила открыть дверь магазинчика ногой – проще было дождаться, пока кто-нибудь пройдёт мимо и поможет. Или, например, можно было выносить стаканчики с кофе по одному. Или закрыть их крышками плотно, а не абы как. Я всё думала про Волчище, сочиняла ему биографию, представляла, что он сейчас делает. Может, вернулся к отелю и сидит там на солнцепёке со своими грязными сосульками, которые не растопит никакое солнце… Сидит и ждёт. Думает: вот и эта предала, бросила меня вместе со своим запахом!