Спрятаться за цветами

Волк переворачивается и затихает. Таким же образом Урзюк убивает еще двух, но, как ни странно, это не не пугает стаю. Схватка достигает того накала, когда дерущимися движет одна неутолимая жажда победы. Урзюк видит, как Пушистый Хвост исчезает в клубке тел, и спустя минуту он уже мертвый лежит с красной раной на горле. Драка продолжается. Собак остается все меньше; каюр хватает в одну руку палку, в другую – топор – и бросается в самую гущу. Волчьи клыки вонзаются в его ногу, но он не чувствует боли, колошматя палкой налево и направо.

Волки, взвизгивая, уклоняются от ударов. Урзюк поднимает горящее бревно и бросает в них.

И вдруг становится тихо, пусто, волки точно растворяются в тайге. На площадке валяется несколько рыбьих костей, и среди мертвых тел, облизывая раны и поскуливая, топчутся всего две собаки из упряжки – Буян и Хмель.

Урзюк оглядывается по сторонам и замечает Атака, который, оказывается, все время стоял в небольшом отдалении, не вмешиваясь в свалку, и теперь как ни в чем не бывало подходит к костру, брезгливо обнюхивает остатки припасов и хладнокровно смотрит в глаза человеку.

УРЗЮК

(сплевывая в сторону от негодования)

Тьфу!

Урзюк, уставший и ослабевший, машет на Атака вялой рукой.

Атак не двигается и никак не отвечает, продолжая смотреть настойчиво Урзюку в глаза, без попыток к самооправданию или извинению, словно считает себя ни в чем не виноватым.

Урзюк подходит к Пушистому Хвосту, берет его безжизненное тело на руки, садится на колени и смотрит на него.

УРЗЮК

(чуть не плача) Эх, старею я, видно! Прости меня, Пушистый Хвост.

Урзюк поднимает глаза и встречается взглядом с Атаком. Урзюк с презрением смотрит на него.

Две уцелевшие собаки, Буян и Хмель, тоже, заметив Атака, здорового и довольного, направляются к нему. Хмель осторожно подкрадывается к Атаку и что есть силы цапает его за плечо.

Атак не вступает в драку. Слегка огрызнувшись, он приближается к Урзюку и начинает тереться об его ногу и заглядывать ему в глаза.

Атак издает странный звук: то ли поскуливает, то ли потявкивает. Урзюк смотрит в глаза Атаку как завороженный. Ему слышится тихий голос.

ГОЛОС АТАКА

Я не презренный трус!

У Урзюка начинает кружиться голова и ослабевает зрение. Он напуган. Урзюк бросает палку в Атака, но тот успевает увернуться и продолжает смотреть Урзюку в глаза, глядит с усилием. Чуть ли не с тоской, пытаясь преодолеть рубеж немоты, чтобы передать свою «истину», поделиться своей «правдой жизни», о которой никто не догадывается; и от чрезмерного напряжения у него клокочет что-то в горле, и вырывается не то лай, не то вой – что-то смешанное.

АТАК

(кричит)

Аух! Аух! Ау-ух! Ау-ухр!

УРЗЮК

(зло, угрожая палкой)

Замолчи, Атак! Замолчи, псина! Не могу я понять, хоть убей, о чем ты воешь.

АТАК

Аух! Аухр!

Хмель и Буян подбегают к Атаку, но Урзюк отгоняет их.

УРЗЮК

(собакам)

Беситься уже бесполезно: что было, то было, разберемся после.

Урзюк отворачивается со скукой. Атак, опустив голову, понуро бредет на прежнее место с горемычным достоинством и глухим разочарованием в человеке, машинально разгребает снег и устраивается на лежку.

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

Охотники и старики сидят с задумчивыми лицами.

УРЗЮК

Утром я поставил Атака в упряжку вместо передовика и мы уже мчались без остановок.

ОХОТНИКИ

– Надо было убить Атака за трусость.

– Нельзя было прощать его.

УРЗЮК

Я не простил его, но путь был дальний, и он мог еще пригодиться и послужить. Атак в последний день пути один тащил нарты, потому что Хмель и Буян уже ни на что не годились и спустя час выбились бы из сил.

Охотники и старики начинают шуметь, переговариваясь друг с другом. Отец Пата и Пат сидят молча.

ОХОТНИКИ

(выкрикивают)

– Нет оправдания Атаку!

– Он виновен!

– Пес не выполнил первоочередного долга!

КАЮР ЧУНЧУК Он не встал в бою рядом с собратьями!

Урзюк приминает пальцами табак и закуривает. Все смотрят на стариков, которые словно по команде поворачивают свои морщинистые лица к Пату, и мальчик твердо встречает их взгляд. Старики начинают шушукаться между собой, лопотать, примешивая старинные непонятные слова, махать руками, выражая крайнее свое негодование, осуждая тем Атака, и Пата, и отца Пата, Леонида Вытхуна. Вдруг самый старший, дряхлый старик лет под сто, прикрикивает на других стариков, как на подростков. Это Древний Глаз.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(важно)