Шеридан испытывала большой соблазн вернуться в город, но теперь, по ее расчетам, до кочевья было ближе — не больше двух часов езды.
Она скукожилась в седле, представив, в какую ярость приведет Рашида ее безрассудный порыв. Сначала Шеридан думала, что проедет к нему среди шатров, как генерал во главе победоносной армии, озаренная ощущением собственной правоты. Но похоже, ей предстояло появиться перед мужем жалкой, как бездомный щенок, с поджатым хвостом и ломотой во всем теле.
В течение часа на пустыню опустилась ночь. Лунный свет позволял видеть лишь очертания дюн. Несмотря на все тревоги, Шеридан не могла не восхищаться дикой красотой пейзажа. Но она также видела, что тучи подкатились ближе и вот-вот закроют луну. Перспектива разглядывать дорогу в свете молний совершенно не радовала Шеридан.
Теперь ветер бросал в нее пригоршни песка, который обжигал открытые участки кожи. Лошадь двигалась уверенно, но Шеридан не знала, как долго это продлится. Она не могла поверить в степень собственного идиотизма. Она действовала поспешно, импульсивно, и Рашиду наверняка будет стыдно за нее.
Шеридан уже слышала глухие раскаты грома — и еще что-то, от чего ее непроизвольно бросало в дрожь. Вой раздался справа и был подхвачен другим зверем у нее за спиной. Лошадь зафыркала, взбрыкнула и взяла с места в карьер, заставив Шеридан отчаянно цепляться за гриву и поводья. Но было уже слишком поздно — не удержавшись, молодая женщина с криком упала на песок.
Шеридан сжалась в плотный комок, ожидая, что звери вот-вот настигнут ее. Она умрет в пустыне вместе с детьми — и все потому, что ревность помутила ее разум.
Но вместо голодного рычания она внезапно услышала приближающийся топот копыт и перекличку человеческих голосов. Шеридан даже не стала протестовать, когда какой-то мужчина поднял ее сначала на ноги, а затем — в свое седло.
Платок сполз ей на глаза, поэтому она не видела, что происходит. Вокруг ржали лошади, мужчины переговаривались на арабском, затем раскат грома перекрыл все остальные звуки, и Шеридан почувствовала холодные дождевые капли на голове и плечах. Она бы никогда не подумала, что в этих краях случаются такие ливни. Ей по-прежнему не удавалось разглядеть своих спутников, но, кем бы они ни были, Шеридан предпочитала их общество компании диких зверей.
Путешествие оказалось долгим — дождь не прекращался, ветер стегал всадников и лошадей. Наконец процессия остановилась. Какой-то другой мужчина снял Шеридан с седла и понес куда-то так легко, словно она была тряпичной куклой. Молодой женщине никак не удавалось выпутаться из мокрого платка и оглядеться. Ее зубы выстукивали дробь, а кожа покрылась мурашками от холода.
Мужчина занес ее под полог шатра, поставил на ноги и принялся бесцеремонно снимать с нее одежду. Это привело Шеридан в чувство. Она попыталась оттолкнуть его руки, начала вырываться. Он говорил что-то, но кровь так сильно стучала в ушах, что не давала разобрать слова.
Шеридан набрала в легкие побольше воздуха, готовясь закричать. Тогда мужчина прижал ее к себе, поцеловал, и уже через мгновение она поняла, чьи губы ласкают ее рот, чьи руки держат в объятиях. Шеридан крепко обняла Рашида в ответ.
— Нам нужно снять с тебя мокрую одежду, милая.
Она все еще дрожала от холода, поэтому без возражений позволила мужу закончить с раздеванием, завернуть ее в теплое одеяло и уложить в постель.
— Рашид, — тихо позвала Шеридан, увидев, что он направился к выходу из шатра.
Рашид обернулся и посмотрел на жену взглядом, который она не смогла прочитать. Он тоже промок: волосы прилипли ко лбу, влажная кожа блестела, однако холод, по всей видимости, не имел над ним власти.
— Я не ухожу. Только попрошу, чтобы нам сделали горячее питье.
Когда он вышел, Шеридан свернулась в клубочек под одеялами и погрузилась в невеселые раздумья. Она совершила большую ошибку, разозлила мужа, дала ему повод считать ее эмоционально нестабильной, способной на дикие выходки. Теперь Рашид наверняка укрепился в намерении взять вторую жену — разумную женщину, которая обдумывает поступки перед тем, как их совершить.
Рашид принес в шатер латунный чайник и две чашки.
— Боюсь, бедуины не пьют чай без кофеина, но этот заварен совсем слабо. Он не повредит детям.
Вне себя от стыда, Шеридан не поднимала глаза от чашки, над которой вился ароматный пар. Нервы дрожали как струны в ожидании гневной тирады Рашида.
— Прости меня, — сказала она, не дождавшись. — Я не должна была покидать дворец.
— Ты могла погибнуть, Шеридан. — Когда Рашид поднял свою чашку к губам, ей показалось, что его руки дрожат. Но, скорее всего, это она все еще дрожала от холода и страха. — Пустыня не прощает глупостей.
— Я знаю.
— Или ты хотела этого? — Сильные пальцы приподняли подбородок Шеридан, пока она не встретилась глазами с его вопрошающим взглядом.
— Что? Нет! У меня и в мыслях не было покончить с собой.
— Тогда что было у тебя в мыслях? — Теперь в голосе Рашида зазвучала злость.
Шеридан ничего не оставалось, кроме как сказать правду. Она слишком устала для иносказаний.