Спроси у марки

Аня на уроке только присутствовала. У нее не было формы, и она сидела на низкой скамеечке около той стены, откуда ребята разбегались для прыжка.

Когда Боровой вторично спасовал перед конем, Валера громко посочувствовал:

— Что нам с тобой делать, просто не знаю! Ну скажи, как тебе помочь?

От его сочувствия у Гриши заныло под ложечкой. И не случайно.

Валера шепнул что-то Сережке Лямзикову, который совмещал при нем должность денщика и личного адъютанта. Тот метнулся в раздевалку и вскоре вернулся с пачкой «Беломора» и коробкой спичек.

— Заставь дурака богу молиться! — недовольно пробурчал Шилов. — Я ж тебя одну просил… Ну да ладно!

Он вынул папиросу, отломал чуть больше половины от набитой табаком части, остальное вместе с мундштуком сунул Сережке. Все с любопытством наблюдали. Гадали: что он затеял?

Это выяснилось через пару минут, когда Шилов осторожно проткнул табачный цилиндрик четырьмя спичками, головками книзу. Получилась — ни дать ни взять — миниатюрная копия гимнастического коня.

— А теперь, — Валера повернул к Грише улыбающееся лицо, — ты прыгнешь через этот снаряд! Разбежишься, как полагается, и прыгнешь! Понял?

Не дожидаясь ответа, он сам поставил свое изделие рядом с настоящим конем. Вернулся и, покосившись на новенькую, довольно громко, так, чтобы она слышала, а учитель не слышал, объявил:

— Мировой аттракцион! Спешите видеть! Только один раз в нашем городе!

Ребята засмеялись. Сережка даже похрюкивал от удовольствия.

Шилов смотрел на Гришу требовательным, жестким взглядом.

— Не забудь разбежаться! Без разбега будет не в счет! Заставлю второй раз!

И Гриша Боровой покорно пошел к той стенке, где сидела новенькая! Ее он не видел. Он шел опустив голову, и в его сердце плаксиво ныла обида, а мозг сверлил безответный вопрос: «Почему, почему они смеются надо мной? Что я им плохого сделал?»

— Ну! — снова подхлестнул его Валеркин голос. — Если не прыгнешь…

Чем грозило невыполнение приказа, Гриша так и не узнал. Ему помешала новенькая. Помешала? Ох, как не подходит здесь это слово! Все равно что сказать: помешала утонуть, помешала умереть…

Она метнулась со скамьи, словно ее выстрелили из катапульты. Еще миг, и «конь», отфутболенный ее ногой, прекратил свое существование, а новенькая уже стояла перед остолбеневшими ребятами и, чуть растягивая слова, «восхищалась»:

— Ах, какие же вы подлецы! Какие же вы все подлецы!

Не дожидаясь, когда они закроют рты, она повернулась к ним спиной и медленно направилась к Боровому. Подошла и, пытаясь заглянуть в его лицо, спросила:

— Прыгал бы?

— Да, — пряча глаза, прошептал он.

— Это хорошо, что ты сознался! — обрадовалась Аня. — Значит, ты еще не совсем законченный трус!

Так состоялось их знакомство. Так началось у Гриши освобождение от страха. Ох и страшная же это была поначалу штука! Когда он впервые сказал Валерке; «Нет» — ноги у него сделались ватными, и он бы упал, дотронься до него Шилов хоть одним пальцем. Но Шилов не дотронулся! Он поглядел на Гришу с уважением! В этом взгляде было не только уважение — больше было недоумения, — но уважение тоже было! Вообще-то он оказался неплохим парнем, пусть ему пухом станет чужая земля: лейтенант Валерий Шилов погиб возле венгерского озера Балатон в самом начале победного сорок пятого года.

На три года пережил он Аню. Ее убил немецкий снаряд в первую блокадную зиму.

… — Разрешите взглянуть!

Григорий Александрович почувствовал, что кто-то тянет у него из руки открытку. Он поднял глаза и увидел перед собой загорелого, пышущего здоровьем и довольством мужчину лет сорока. Бледно-кремовый, спортивного покроя костюм еще больше подчеркивал его загар.

— Разрешите взглянуть! — Борового осветила белозубая улыбка. — Вы, если я правильно понял, не берете?

— Почему же? — Григорий Александрович решительно отстранил его руку. — Напротив, я очень даже беру! Очень беру!

Он полез в карман за бумажником, но так и не достал его, потому что вспомнил: денег в нем нет, последний рубль мелочью был отдан за гашеного «Алишера Навои».

На сборах в обществе Боровой мог бы легко перехватить нужную ему сумму. Там его ссудил бы любой. А здесь? Кровь ударила ему в голову, ладони вспотели. Он с мольбой посмотрел на старушку, — хозяйку открытки:

— Я вас очень прошу… Мне нужно часа полтора, никак не больше… Даже меньше, я у больницы возьму такси… Прошу вас…

— А я сразу плачу! — вмешался бледно-кремовый мужчина. — Деньги на бочку! Вот!

Он выхватил из заднего кармана брюк бумажник.

— Право, не знаю, — замялась старушка. — Мне все одно, лишь бы не обманули.

— Стыдитесь! — гневно бросил Григорий Александрович новоявленному покупателю. — Вы бы еще цену набили! Отойдите отсюда!

И снова повернулся к хозяйке открытки:

— Поймите… Я не хотел говорить… Но теперь скажу. Эта открытка адресована мне. Вот, поглядите, тут написано: «Боровому Грише». Это я и есть… Тут, правда, плохо видно, но если присмотреться… Любая экспертиза докажет.