Читаем Спросите у берез... полностью

«Вася? Гриша? Петя?..» — шепотом гадает Аниська, немного оправившись от неожиданности. Страх сменяется неловкостью, стыдом. Девочка пытается вырваться, но холодная, неприятно скользкая рука, что сжимает ее пальцы, не отпускает. Незнакомо и сиплое дыхание, от которого бросает в дрожь.

— Гы-гы-гы! Попалась, коза-стрекоза, в лапы пешего лешего, — гудит над самым ухом.

— А! Ленька Ярыга… Пусти, черт! Пусти, а то скажу ребятам — поколотят тебя, — грозит Аниська.

— Пеший леший не боится ребят-котят, — в рифму отвечает Ленька.

— Пусти, черт юродивый! — пробует вырвать руку Аниська.

— Всего один поцелуй и беги в три ноги, коза-стрекоза, — пытается обнять Аниську Ленька.

Скрипнула калитка напротив. От неожиданности вздрогнул, расслабил пальцы Ленька. Этим и воспользовалась Аниська — рванулась всем телом, высвободила руку и побежала во весь дух. Бежала не только от Леньки, а от каждого, кто мог увидеть ее с этим шалопаем.

Сердечко у Аниськи тук-тук, тук-тук. Запыхавшись, забежала за Юлькин дом и шмыгнула в огород. Притаилась там.

Странный парень этот домоновский Ленька. Расхристанный, зарос, как обезьяна, говорит-рифмует, норовит каждую встречную девушку поцеловать.

Думая о Леньке, Аниська совсем забыла о том, что привело ее в Юлькин огород. Оказалась здесь будто случайно. Но ведь именно сюда она и спешила. Сейчас, после всего случившегося, решила уйти, но чьи-то близкие шаги заставили ее снова затаиться.

Невдалеке, за березками, мелькнула тень. Остановилась, осмотрелась и двинулась дальше. На минуту все утихло. Затем прошмыгнули новые тени — одна, вторая, третья…

Через несколько минут, когда они подошли к освещенному луной кладбищу, Аниська хорошо разглядела Мишку и Васю с каким-то свертком в руках. Среди трех девушек она сразу узнала Марию Прошко и Женю Фроленок. И только потом уже — Тоню Фролову, что приехала недавно к родственникам из Себежа.

Чуть в стороне от всех стоит Петр Лукашонок. Он куда-то пристально всматривается. Вдруг из-за дерева к нему быстро подходит еще кто-то. Владимир Иосифович? Неужто и директор школы с ними? Точно — он! Удивительно…

Собравшись и о чем-то поговорив, все повернули к лесу, гуськом пошли узкой лесной тропинкой.

Любопытство снова вернулось к Аниське. Осторожно ступая, она стала пробираться следом. Больно бьют по лицу ветки, царапают колючие иглы, но Аниська не сбавляет шага, чтобы не потерять из виду тех, кто впереди.

А они вышли на небольшую поляну, присели. Мишка положил на колени сверток, развернул. Лунный свет осветил темный предмет, заиграл на нем голубыми бликами. Бутылка! Обыкновенная бутылка из-под вина. Так вот для чего они украдкой собрались здесь. Чтобы выпить…

Нет, не может быть. Они не такие, как Мишка Сорокин. Да и зачем таиться? Тут что-то другое.

Аниська подымает голову, и ее взгляд скользит по лицам, склонившимся над бутылкой, которую держит Василий. Его окружили товарищи. Каждый достает из кармана какую-то бумажку, скручивает ее в трубочку и запихивает в бутылку. Василий загоняет в горлышко пробку и заворачивает бутылку в тряпку. Несколько секунд стоит неподвижно. Застывают в молчании и остальные.

Наконец Василий подходит к высокой ели и опускается на колени. То же самое повторяют и другие. Некоторое время возятся, словно выполняют какой-то таинственный обряд. Потом все разом встают и тихо, как и пришли, идут назад в деревню. Идут без бутылки. Значит, оставили ее в лесу.

Вот так пьянка!

Первым желанием было броситься к тому месту, где они только что стояли, и отыскать загадочную бутылку. Заглянуть, что в ней. Но стоило всем уйти, как Аниська забыла и то место, где это происходило, и то дерево, под которым колдовал Василий. Одна на другую похожие, словно сестры, вытянулись молодые ели вокруг небольшой поляны. Попробуй узнай, под какой из них спрятана бутылка?

Вызов в управу

Все перепуталось в жизни, словно в метель в поле. Дорог много, а какая из них главная, единственная? Хорошо, когда рядом такие проводники, как Григорий, его друзья из Освеи.


Серый жеребец снова появился в Прошках. Но сегодня пан Гудковский даже не зашел в дом к старосте. Вызвав Герасима Фроленка на улицу, он, не слезая с брички и не здороваясь, спросил:

— Где ваш бухгалтер? Этот самый, как его, Лукашонок…

— Бухгалтер? — староста задумался. — Вы бы, господин бургомистр, отдохнули с дороги, чайком побаловались.

— Некогда, не тяни резину. Отвечай быстрей, когда спрашивают.

Лицо старосты стало сосредоточенным. Помедлив секунду, он ответил вопросом на вопрос:

— А зачем вам, господин бургомистр, понадобился специалист бухгалтерского дела? Не для работы ли в волости?

— Бери повыше, — буркнул Гудковский. — А вообще, бес его знает, зачем этого Лукашонка требуют в управу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза