Спросите у берез...

Печально и долго смотрит Аниська на огонь, быстро поглотивший их дом. Бросает прощальный взгляд на опаленный тополь, что растет рядом, на свои березки.

И идет вместе с арестованными, подгоняемая криками эсэсовцев, по улице. В последний раз.

На следующий день в Прошки пришли Александр Гром и Саша Дубро. Бережно подняли они тело товарища и отнесли на кладбище. Могила была уже вырыта. Партизаны отдали Григорию последние почести. Сухо хлопнули выстрелы нескольких пистолетов — единственного оружия, что было с собой у разведчиков.

Партизаны спешили. У них было срочное задание. А жители лесной деревушки еще долго стояли у свежего холмика на краю кладбища. И среди них Женя, Фрося, Герасим Яковлевич, его дочь Паша, Мария Петровна, мать Василия, — все, кому Григорий был дорог и близок.

Женя удивилась: в сердце — острая, невыносимая боль, но слез нет. Только что-то давит в висках, да горький комок застрял в горле.

Она должна взять себя в руки, обязана держаться. Ведь на нее теперь возложены большие обязанности. Ушла в отряд после гибели отца Мария, нет Аниськи. На смену им надо подготовить других. Подпольная организация должна жить и бороться!

Кто-то касается Жениного плеча, привлекает к себе. Если бы и не глянула — догадалась. Герасим Яковлевич. Это его рука. Старый комсомолец, как они все его называют, хочет подбодрить, сказать, что он по-прежнему будет с ними — с нынешними комсомольцами — как равный. Впереди еще немало суровых дней. Будут и тревоги, и опасности, не исключен и риск, в котором еще не раз будут испытаны их характеры.

И чтобы выстоять — нельзя раскисать. Надо суметь пережить горе. Надо быть твердой.

Проба огнем

Прошковская закалка… Она проходит испытание в отряде, выверяется в боях. Она выдерживает строгий экзамен мужества.

Вначале они видели, как клубились над верхушками сосен косматые тучи. Неслись, словно хотели обогнать друг друга. Были они темные, будто осенние предвестники близкого дождя. Но его так и не было, хотя небо сплошь затянуло густой пеленой. Она висела серым пологом над поляной. А там, чуть подальше, пробивались, как из тумана, бледные огни. Это костры, которые в разных концах разожгли партизаны.

Но они, все эти парни, что сидят в разных позах на траве, не смотрят по сторонам. Все больше вверх. Будто там, в поднебесье, кроется какая-то тайна.

— А может быть, сходить к командиру? — прерывает молчание Петр. — Пусть пошлет кого-либо на поиски.

— Пожалуй, — поддерживает его Смирин.

— Не надо. Подождем еще немного, — говорит Василий.

Ему никто не возражает.

Василий, как и в подполье, для них старший. Он и в самом деле старший — комсорг отряда. Но не только эта причина заставляет молодежь тянуться к нему, прислушиваться к его слову. Выработалась уже своеобразная привычка. Как и раньше, они постоянно вместе, хотя у каждого в отряде много новых друзей. А случится что-нибудь с кем-либо из них;— переживают и спешат на выручку все.

На этот раз что-то непонятное произошло с Людвигом Геродником. Прошло вот уже четыре дня, как он ушел с группой подрывников в Себеж. Прошлой ночью должен был вернуться. Но прошли еще сутки, а ребят все нет. Друзья ушедших заскучали.

Вдруг недалеко хрустнула ветка и кто-то громко сказал:

— Так вот вы где! А я весь лагерь обшарил. Лукашонка — к командиру.

— Какого? — спросил Василий. — У нас их целых три.

— Нужен Петр, — повторил из кустов посыльный штаба.

— Тогда это я. — Петр встает и, уходя, задорно подмигивает Василию. Его взгляд словно говорит: «Ну, что я говорил?..»

Ребята повеселели. Неожиданный вызов к командиру ободрил всех.

Мишка сидит на гладко срезанном пне, по-восточному подогнув ноги. Он уже решил: если разведка пойдет в Прошки — обязательно будет просить Петра, чтобы тот взял его с собой. Не возьмет — пойдет к командиру. Должны же его понять. Побывать в Прошках и постоять у того места, где был их дом, ему надо обязательно.

Без этого невозможно успокоиться.

Совсем о другом думает Владимир Вестенберг. «Вот послали бы в разведку в Стрелки — обязательно отыскал бы Димку. Взять мальчуганов в отряд стоит. Обещал даже, кажется. Да и пригодились бы они тут, в разведке».

Недалеко от Вестенберга сидит Смирин. Встречаясь лицом к лицу с бывшим директором школы, он опускает глаза. Неловко за прежние мысли, которые, вероятно, прочитал в его взгляде этот человек. Сколько раз собирался проситься к нему вторым номером, но все не решается. А так хочется научиться стрелять из пулемета. Вася, Бордович и Вестенберг уже стали хорошими пулеметчиками.

«А может попроситься в разведку? — думает Смирин. — Она всегда в деле. Петр пришел только вчера, а его уже куда-то снова посылают».

Частые уходы разведчиков в последние дни приметил и Василий. Догадывается: «Что-то замышляют в штабе…» Раздумья комсорга прерывают чьи-то торопливые шаги. Веселый голос раздается у самого уха:

— А почему это в вашей гостиной до сих пор не включена люстра?