Спрут

Берман любезно поздоровался с обоими и присел к письменному столу, поигрывая тяжелой золотой цепочкой от часов, пропуская ее сквозь толстые пальцы.

— Поблизости никого не было, когда я постучался, — сказал он, — и, услышав ваш голос, Губернатор, я вошел. Мне надо узнать у вас, можно ли будет моим плотникам приступить к работе послезавтра. Я хочу убрать перегородку и соединить эту комнату с соседней. Надеюсь, не возражаете? Вы ведь к тому времени уже съедете отсюда?

Магнус весь подобрался, даже речь его стала чеканной. В нем появилась вдруг сторожкость, пробуждающаяся у прирученного льва, когда к нему в клетку входит укротитель.

— Разумеется, — быстро проговорил он, — можете присылать своих людей. Я уезжаю завтра.

— Надеюсь, Губернатор, у вас не создалось впечатление, что я вас поторапливаю?

— Нет, нет! Нисколько! Я готов уехать хоть сейчас.

— Могу я чем-нибудь быть вам полезен, Губернатор?

— Спасибо, нет!

— А мне кажется, могу, — сказал Берман. — Я думаю, что теперь, когда все уже в прошлом, мы должны стать друзьями. Думаю, что в моих силах как-то помочь вам. На здешней товарной станции все еще свободно место делопроизводителя. Не хотите попытать счастья? Жалование — пятьдесят долларов в месяц. У вас сейчас, наверное, туговато с деньгами, а вам еще и жену содержать надо. Может, попробуете?

Пресли с изумлением смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Чего он добивается? Какую цель преследует, делая это предложение? Почему делает его открыто, при свидетеле? И тут же нашел объяснение. Может, Берман просто решил покуражиться, может, ему захотелось до конца насладиться своим триумфом, проверить, действительно ли он одержал полную победу, посмотреть, все ли ему дозволено, окончательно ли повержен давнишний враг?

— Так как же? — повторил Берман. — Хотите вы занять это место?

— Вы как… настаиваете? — спросил Магнус.

— Боже упаси! — вскричал Берман. — Я просто предлагаю вам место — вот и все. Возьмете вы его?

— Да, да, возьму.

— И, следовательно, перекинетесь к нам?

— Да, перекинусь.

— Вам придется стать «железнодорожником», вы отдаете себе в этом отчет?

— Я стану железнодорожником.

— Иногда вам придется выполнять и мои распоряжения.

— Я буду выполнять ваши распоряжения.

— Вы должны быть лояльны по отношению к железной дороге. Чтоб никаких там шахер-махеров.

— Я буду лоялен.

— Значит, принимаете место?

— Дa.

Берман отвернулся от Магнуса, и тот сразу сел за стол и снова начал перебирать свои бумаги.

— Ну-с, Пресли, надо полагать, мы с вами больше не увидимся, — сказал Берман.

— Надеюсь, что нет, — ответил тот.

— Ах ты Боже мой! Знаете, Пресли, вам не удастся рассердить меня.

Он надел шляпу из лакированной соломки и вытер мясистый лоб носовым платком. За последнее время он сильно растолстел, и его громадный живот выпирал из-под полотняной жилетки, украшенной пуговицами из фальшивого жемчуга и дутой золотой цепочкой с бесчисленными брелоками.

Пресли внимательно посмотрел на него, прежде чем ответить. Еще несколько недель назад, очутившись лицом к лицу с этим злейшим врагом фермеров, он не смог бы сдержать бешенства. Теперь же он, к своему большому удивлению, почувствовал, что испытывает не злость, а глубокое презрение, в котором, да, была горечь, но не исступленность. Он устал, смертельно устал от всего этого.

— Да, — ответил Пресли несколько свысока, — я уезжаю. Вы для меня эти места изгадили. Я не мог бы жить здесь, зная, что, переступив порог своего жилища, всякий раз рискую наткнуться на вас или на результаты вашей деятельности.

— Вот еще глупости какие, Пресли, — сказал Берман по-прежнему благодушно. — Все это пустая болтовня, хотя, должен признаться, чувства ваши я понимаю. Кстати, ведь это вы тогда бросили бомбу в мой дом? Поступок, который не говорит о наличии здравого смысла, — назидательно сказал Берман. — Много ли было бы пользы вам от того, что вы меня ухлопали?

— Конечно, меньше, чем вам от убийства Хэррена и Энникстера. Но это все дело прошлое. Меня вы можете не опасаться. — Он вдруг осознал всю нелепость их разговора, ситуации, в какой оказался, и громко захохотал. — Боюсь, Берман, что свести с вами счеты не удастся никому и никогда. Вам не страшен ни суд, ни закон. Из милости к вам револьвер Дайка дал осечку, вы даже спаслись при взрыве самодельной бомбы, которую я раздобыл у Карахера. Просто не знаю, что же нам с вами делать.

— Бросьте вы это, друг милый, — сказал Берман. — Я тоже начинаю думать, что меня ничем не возьмешь. Ну-с, так вот, Магнус, — продолжал он, снова обращаясь к Губернатору, — я подумаю относительно нашего разговора и денька через два дам вам знать, смогу ли я устроить вас на это место. — И прибавил: — Больно уж вы одряхлели, Магнус Деррик.

Пресли выскочил за дверь, не в силах дольше наблюдать, в какую бездну скатывается Магнус. Какие сцены происходят теперь в этом кабинете, каким дальнейшим унижениям собирался подвергнуть бывшего врага Берман, так и осталось неизвестным. Он вдруг почувствовал, что ему нечем дышать.