Спрут

Лаймен, старший сын Магнуса, не имел ни малейшей склонности к фермерской жизни. Он пошел скорее в мать, чем в отца, и унаследовал от нее отвращение к сельскому труду и стремление к высшему образованию. Пока Хэррен занимался изучением основ земледелия, Лаймен подготовился к поступлению в университет и окончил его, после чего в течение трех лет занимался юриспруденцией. Но потом в нем проявились черты, унаследованные явно от отца. Заинтересовавшись политикой, он возомнил себя прирожденным политиком, обнаружил склонность к закулисной игре и известную дипломатичность; он был приветлив, легко сходился с людьми и, главное, обладал даром так себя поставить с людьми влиятельными, что они постоянно оказывались в долгу перед ним. Лаймен уже дважды добивался важных постов в городской администрации Сан-Франциско, где он поселился, — сначала юрисконсульта шерифа, а затем помощника окружного прокурора. Но эти достижения он считал слишком скромными. Широкий размах, унаследованный от отца в сочетании с огромным эгоизмом, породил в нем необузданное честолюбие. Если отец в ходе своей политической карьеры считал себя обязанным проводить в жизнь принципы, которые сам проповедовал, то Лаймен рассматривал свою деятельность исключительно как средство собственного возвеличивания. Он принадлежал к новой школе политических деятелей, добивавшихся своего не речами в сенатах и законодательных собраниях, а участвуя в различных комиссиях и закрытых фракционных собраниях, идя на компромисс и заключая сомнительные сделки. Его конечной целью было стать тем, чем отец был лишь по прозвищу, то есть губернатором, как Магнуса иногда величали друзья и соседи. Лаймен медленно, но верно подбирался к губернаторскому креслу в Сакраменто.

— Лаймен молодцом! — ответил Магнус. — Я предпочел бы, чтобы он был попринципиальней, не так легко шел на уступки, тем не менее мне кажется, что он человек достаточно серьезный и имеет все данные, чтобы заниматься политической деятельностью. Его устремления делают ему честь, и если бы он был более разборчив в средствах и менее сосредоточен на целях, то, я уверен, из него получился бы образцовый слуга народа. Но я за него не боюсь. Придет время, и наш штат будет гордиться им.

Когда Хэррен свернул в аллею, ведущую к дому Энникстера, Магнус сказал:

— Смотри, Хэррен, это не Энникстер ли на веранде?

Хэррен кивнул в ответ и сказал:

— Между прочим, отец, советую тебе особенно перед Энникстером не распинаться. Он с удовольствием приедет — в этом можно не сомневаться, — но если ты станешь слишком настойчиво его приглашать, он, по своему проклятому упрямству, начнет отказываться.

— Звучит резонно, — заметил Магнус, когда Хэррен подъехал к крыльцу. — Он странный, своенравный малый, но в благородстве ему не откажешь.

Энникстер лежал на веранде в гамаке, точно в таком же положении, в каком накануне его застал Пресли: он читал «Дэвида Копперфилда» и поглощал чернослив. Увидев Магнуса, он тотчас встал, правда, усердно давая понять, что делает это через силу. И долго и подробно жаловался на свой желудок. И тут же спросил, не хотят ли Магнус и Хэррен выпить с дороги? Где-то у него есть виски.

Магнус, однако, отклонил предложение. Он выложил цель своего визита и пригласил Энникстера на обед к семи вечера. Будут Остерман и Бродерсон.

Энникстер сразу же повел себя так, словно ему на хвост наступили, чем привел в удивление даже Хэррена: опасаясь, по-видимому, как бы о нем чего не подумали, если он слишком уж охотно примет приглашение, он тут же начал придумывать отговорки. Вряд ли он сможет приехать — дела не пускают: непременно нужно кое-что сделать. Потом он, можно сказать, обещал встретиться сегодня вечером с одним человеком в Боннвиле; к тому же завтра он собирался в Сан-Франциско, и ему надо выспаться, — придется пораньше лечь спать; и, кроме всего прочего, он человек больной, мается животом, а когда много двигается, начинаются колики. Нет уж, пусть обойдутся без него.

Магнус, понимая, что возражений у Энникстера хватит до самого вечера, не стал настаивать. Он сел в коляску, и Хэррен подобрал вожжи.

— Дело хозяйское, — сказал он. — Сможете, так приезжайте. Мы обедаем в семь.

— Я слыхал, вы решили не сдавать в этом году свои земли в аренду? — сказал Энникстер несколько вызывающе.

— Подумываем, — ответил Магнус.

Энникстер презрительно фыркнул.

— Пресли передал вам мое мнение на этот счет? — спросил он.

Нетактичный, грубоватый и привыкший называть вещи собственными именами, Энникстер способен был и Магнуса назвать в лицо дураком. Но не успел он договорить, как в воротах показался Берман в своей одноколке и, не спеша подъехав к крыльцу, остановил лошадь рядом с коляской Магнуса.

— С добрым утром, господа, — сказал он, поклонившись обоим Деррикам, будто видел их сегодня впервые. — Приветствую вас, мистер Энникстер!

— А вам какого черта понадобилось? — спросил Энникстер, глядя на него в упор.

Берман исподтишка икнул и погладил мясистой рукой себя по животу.