Когда мы с мамой входим в клинику, оттуда как раз выходит пара. Держатся за руки. Представляю, как они возвращаются домой и прикрепляют снимок к холодильнику. Слышу, что они обсуждают, стоит ли в следующий раз узнать пол ребенка.
– О, нас! – восклицает пара, сидящая рядом с нами, когда приглашают следующего.
Бросаю взгляд на маму. Она надела модное платье в красный горошек и кожаный пояс с застежкой из двух маленьких сов. Могу поклясться, что этот пояс у нее с моего рождения. Напротив усаживается запыхавшийся молодой человек. Он снимает солнцезащитные очки и сообщает жене или девушке, что оплатил парковку на пару часов.
Здесь должен был быть Олли.
Я зажмуриваюсь и словно наяву вижу нас с ним на отдыхе в Испании, два года назад. Мы загораем на песчаном пляже, глядим, как детишки в полосатых купальниках и шортах цепляются за руки отцов. На мне бирюзовый бикини; на Олли – плавки с тропическим рисунком. Рядом с нами на покрывале в красно-белую клетку сидят отец и сын, вокруг них разложены остатки пикника. Мальчику, наверное, лет пять. У него пухленькие щечки и ослепительно-светлые волосы, как у отца.
–
Отец садится прямо, смотрит на океан.
–
Мы с Олли глазеем на отца, а потом поворачиваемся друг к другу. Я знаю, что мы думаем об одном и том же.
–
–
–
–
–
–
Вскоре мы, похватав книжки и полотенца, бежим по пляжу к нашему домику.
Слышу имя. Но вызывают не меня.
Мама ерзает. Явно хочет что-то сказать.
– Ребекка, насчет вчерашнего сообщения Пиппы…
– Все нормально. – Я тянусь к столику за потрепанным номером журнала «Отдохни».
– Дело в том, что… – Мама делает глубокий вдох. – Будет сложно, и мы с твоим отцом, ну, мы действительно переживаем, ведь мы стареем, и…
– Мам, все нормально, я понимаю. Спасибо, что вообще меня приняли.
Мамин телефон вибрирует. Тодд купил ей «Блэкберри». Срочная эсэмэска от Пиппы о том, что случилась трагедия: протекла стиральная машина, может ли мама забрать детей из сада?
– У нас мобильные телефоны запрещены, – с каменным лицом сообщает женщина из регистратуры.
Мама шепчет, что выйдет на улицу. Позвонит Пиппе, просто скажет, где находится.
– Я на минутку, – заверяет она.
Я ложусь на кушетку. Мне очень хочется в туалет.
– Вы сегодня одни? – интересуется медсестра, представившаяся Сандрой.
На вид она примерно моего возраста. Темные волосы собраны в практичный хвостик. Аккуратную талию стягивает эластичный пояс.
– Вот что замечательно в нынешних технологиях, – продолжает Сандра, подготавливая инструменты. – Вы получите снимок, так что сможете показать ему потом. Так, – смазывает она мой живот гелем, – может быть немного холодно.
Если бы Олли был здесь, я рассказывала бы ему, как холодно. Аж до костей продирает. Но его здесь нет.
– Процедура всегда заставляет понервничать, – говорит Сандра, чувствуя мой страх. – Одновременно и захватывающе, и волнительно. Естественно.
Сжимаю кулаки, чтобы сдержать слезы.
– Теперь можно посмотреть на экран.
Сандра указывает на нечто крошечное в окружении воронки. Да нет, это не может быть ребенок. Я даже не вижу, что там. Закрываю глаза, не в силах слушать дальше.
Вдруг это девочка? Олли хотел мальчика. Но если родится мальчик, он может быть совершенно не похож на Олли. Что, если так и получится? Я все время буду искать в нем черты Олли, пытаться разглядеть в карих глазах тепло, родинку на левой щеке, что я так любила, улыбку, которая могла растопить самое черствое сердце. Я отдала бы этого ребенка за возможность вернуть прежнюю жизнь. Отдала бы все, чтобы снова увидеть Олли. Знаю, наш брак не был идеальным, но как только кто-то уходит…
Поднимаю взгляд на потолок, начинаю считать на нем точки. Этот ребенок изо дня в день будет напоминать о случившемся. Возможно, я буду на него кричать. Злиться, что он не Олли. Возможно, не смогу о нем заботиться. Любить. Я буду плохой матерью. А как иначе?..
Внутри что-то взрывается. Кто-нибудь, остановите это все! Пожалуйста!
Я закрываю уши ладонями.
Вижу гроб у алтаря.
Слышу слова полицейского.