Спустя годы

Лина опешила. Чего греха таить, она-то полагала — а может, надеялась? — что разговор будет совсем о другом. О работе она сейчас думала меньше всего.

— А с какой стати?

— Просто мне интересно.

— И что же именно ты хочешь узнать?

Энтони потягивал шампанское, пристально глядя на Лину.

— Хотел кое-что уточнить. Насколько я понимаю, ты работаешь в отделении «скорой помощи» для приобретения практического опыта в области хирургии?

Сколько раз Лине приходилось говорить об этом — с преподавателями, сокурсниками, родителями, — но до сих пор душу жгла боль. Придав лицу безучастное выражение, она ответила:

— Нет. Я не собираюсь быть хирургом.

От неожиданности Энтони на миг замер, а потом, поставив бокал с шампанским на столик, произнес всего одно слово:

— Что?!

— Я не хочу… — Лина осеклась. — Я не собираюсь быть хирургом, — повторила она. — Стану терапевтом.

Энтони нахмурился.

— Не верю.

— Я вполне серьезно.

— Но ведь ты мечтала о хирургии! Господи! Нет, этого быть не может! Вот так все бросить?!

Лина почувствовала себя Иудой.

— Энтони, мне тогда едва исполнилось семнадцать, — напомнила она. — Многие бросают свои юношеские мечты.

— Только не ты. — Он буквально впился в нее глазами. — А золотая медаль, а диплом с отличием? Ты не из многих.

— Откуда тебе все это известно?! — изумилась Лина, и сердце ее снова затрепыхалось.

— Такие сведения публикуются в некоторых медицинских журналах.

— Ты следил за моими успехами?

— Разумеется.

— Зачем? — почти шепотом спросила она.

— Мне было интересно.

Надежда вспыхнула и тут же погасла, как мокрая спичка. Значит, все девять лет Энтони знал, где она учится, и ни разу не удосужился с ней встретиться… Лине захотелось плеснуть ему в физиономию шампанским, вернуться в гостиную и попросить Марка отвезти ее домой. Хотеть не вредно… Ноги у нее сделались ватными, к тому же она прекрасно знала, что Марк не простит ей, если она прервет его беседу с драгоценным сэром Стэнли.

— Ну вот, теперь ты все знаешь, — небрежно проронила Лина и даже умудрилась изобразить подобие улыбки.

Энтони упрямо покачал головой.

— Нет, не знаю. Скажи мне, только откровенно, почему? Почему ты поставила крест на своей мечте?

— Ну ладно! Я скажу тебе почему. — Лина с грохотом поставила бокал на столик. — Потому что я — женщина. Как видишь, все очень просто.

Он прищурился.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А ты не понял? — Она вперила в него гневный взгляд. — Только то, что сказала. Сам посуди. Не женское это дело — хирургия. В основном ею занимаются мужчины. Да это практически мужской клуб! Это работа для сильных мужчин. Женщинам тут делать нечего. Знаешь, во многих гольф-клубах есть комнаты, куда женщин не пускают. Вот и в хирургии так, только намного изощреннее. По закону дискриминация женщин запрещена, но…

— Ты хочешь сказать, что подверглась дискриминации?

— Здесь все гораздо сложнее. Приходится доказывать, что ты лучше мужчины не в два раза, а в десять! И все равно этого мало! Просто руки опускаются… Не веришь? А ты открой глаза! Посмотри, сколько женщин уходит из хирургии. Чем выше поднимешься, тем труднее. Особенно если женщина обременена семьей. Скажи мне, Энтони, много ли женщин-хирургов ты знаешь?

Он молча смотрел на нее, его лицо было непроницаемым, но Лина не сомневалась — Энтони ее поймет. Пусть в юности он ее обидел, но то были дела сердечные, а как профессионал Энтони не может не быть на ее стороне. Он должен понять.

— Ты меня разочаровала, Лина! — наконец ответил он, скривив губы в презрительной улыбке. — Я думал, ты сильная, а ты при первой же трудности сошла с дистанции.

Лине захотелось спрятаться от его сурового взгляда.

— Да как ты можешь судить об этом?! — выпалила она. — Ведь ты…

Он не дал ей договорить.

— Да, я мужчина, ну и что? В данный момент речь не обо мне, а о тебе! Ты — женщина, умная и талантливая! Ты сумела поступить в медицинскую школу. И окончила ее с золотой медалью. С блеском сдала выпускные экзамены на степень бакалавра! — Он вскочил и теперь стоял перед ней, гневно сверкая глазами. — Ты пока не обременена семьей и можешь без особого труда как профессионал расти дальше, а ты? Тоже мне, жертва дискриминации! Легко же ты сдалась!

Лина вскочила будто ужаленная — Энтони ударил по больному.

— Ты закончил? — спросила она, побелев как мел.

— Нет, не закончил! Я еще даже не начал!

И, схватив ее за плечи, Энтони привлек Лину к себе и впился в губы. Она почувствовала, как его гнев перетекает в нее, огненной рекой растекается по жилам, но очень скоро от него не осталось и следа. Гнев сменило безудержное мучительное желание заняться любовью — чувство, дремавшее в ней девять долгих лет, проснулось и рвалось наружу.

— Энтони… — беспомощно выдохнула она, отрываясь от его губ, а он нежно обхватил ее грудь ладонью.

От его ласки соски заострились и сладко заныли. У Лины подкосились ноги от накатившей страсти, густой, как мед, и пьянящей, как крепкое вино. Она даже не пыталась остановить его, когда Энтони, не прекращая целовать, увлек ее в заросли кустарника.