Спустя вечность

«Нёрхолм 18, вечер.

…Папа спит уже двое суток, он лежит тихо и только дышит немного чаще, чем обычно. Я сижу в соседней комнате, с открытой дверью, и жду, когда в той комнате станет совсем тихо. Я рада, что он уходит во сне, больше ничего не чувствует, не стонет и не жалуется. Я также рада, что он нисколько не боялся смерти, о которой раньше думал с ужасом. Наверное, это означает только то — хоть это и печально, — что из двух зол, жизнь и смерть, последняя все-таки меньшее зло.

Он всегда верил в жизнь после смерти, и никакого страха, что его плохо примут там, по ту сторону, у него не было

Он верил в доброго Бога.

Я рада, что сижу здесь. Но это все же немного странно, я чувствую себя такой одинокой теперь, когда наши дороги разошлись… Странный переход, а я всегда ненавидела переходы, я люблю продолжительность, прочность, даже если она приносит страдания.

Я снова берусь за письмо. Сейчас второй час ночи, папа только что умер».

«19.2.52. Арилд помог мне уложить его, закрыть рот и глаза».

Невозможно придумать ничего более простого, чем его похороны, так распорядился он сам. Харалд Григ прислал телеграмму, позвонил по телефону и попросил, чтобы «Гюлдендалу» было разрешено взять на себя расходы по похоронам. Ни у мамы, ни у кого из нас не было причин не согласиться с этим. Мы приняли это с благодарностью.

Вообще все проходило без цветов и речей. Автомобиль от бюро ритуальных услуг забрал гроб, который мы с Арилдом накрыли норвежским флагом. Этот флаг, сколько я себя помню, он всегда поднимал 17 мая. И больше никогда.

Только самые близкие присутствовали в крематории в Арендале. Никакого пастора, никакого отпевания, но я попросил органиста, который был предоставлен к нашим услугам, сначала исполнить «Грезы» Шумана — произведение, название и мелодия которого были взяты словно из отцовской души. Мама вышла вперед, положила единственную розу на гроб и сказала несколько слов, которые были записаны на бумажке, эту бумажку она потом отдала мне.

Прощай, Кнут, и спасибо за компанию. Не всегда было легко идти с тобой в ногу. Иногда тебе приходилось ждать меня, иногда — мне тебя.

Случалось, что наши пути расходились, но так или иначе мы снова находили друг друга. Спасибо, Кнут, и прощай.

В конце церемонии исполнили «Весну» Грига, гроб опустили и все было окончено. Его воля была выполнена до конца.

Годы, последовавшие за смертью отца, не стали легче для матери и других обитателей Нёрхолма. Ее многочисленные письма этого периода отмечены унынием и тоской. Многое из того, что случилось, я знаю и из ее книг и из биографий, написанных другими, поэтому не буду следовать за нею день за днем, но остановлюсь на том, что выделяет она сама. Насколько я помню, в наши общие счастливые времена она бывала и веселой, и счастливой, и находчивой, и остроумной. Но еще с молодости она имела склонность к депрессии, меланхолии, одиночеству и задумчивости. Было ли это наследство от ее матери, всегда печальной старухи?..

На почтовой открытке с черной каймой она написала мне после смерти отца: