Спустя вечность

Это скопление чинной, неспешной деловитости, разбросанные вокруг большие и маленькие крестьянские усадьбы, в мое время еще было центром Валдреса — потом центр переместился в Фагернес. Возможно, только по капризу судьбы отец не взял оттуда декорации для своего романа. Я нашел его письмо к Эрику Фрюденлюнду, из которого ясно, что мысль переселиться в Валдрес одно время была ему не так уж чужда.

Нас, полувзрослых учеников средней школы, местные жители считали своего рода аристократами. Крестьяне и служащие присылали сюда своих сыновей и дочерей для получения дальнейшего образования и освоения книжной премудрости. Мы, безусловно, были более развиты, чем остальная местная молодежь. В клубе во время танцев на нас все обращали внимание, мы танцевали slow fox[12] под мазурку и рейнскую польку, исполняемые на гармошке. По глупости мы считали себя слишком благородными для деревенских танцев, а иногда просто не умели их танцевать. Однако не думаю, чтобы местные жители относились к нам враждебно. Как-то раз наш учитель гимнастики Ларе Берг, отличавшийся разносторонними интересами, организовал футбольный матч между командой нашей средней школы — очень разнородной, набранной из трех разных классов, — и футбольным клубом из Эйстре Слидре. Ребята из клуба приехали на автобусе, у них была своя форма, и они критически поглядывали на наше футбольное поле, которое скорее напоминало пустырь, — гордиться нам было нечем. Собрались местные жители, и нам ничего не оставалось, как выйти на поле, чтобы если не выиграть, то хотя бы покрыть дорожные расходы наших гостей… Под предводительством ставшего потом героем Холменколлена Раннмуда Сёренсена мы выиграли 9:0, и весь Эурдал ликовал от души.

В Эурдале редко происходило что-нибудь из ряда вон выходящее, только мелочи. Тюрьма, находившаяся в Лейре, между Эурдалом и Фагернесом, в мое время пустовала. С пьяными и бузотерами в местном клубе обращались дружелюбно. Лишь один случайный выстрел нарушил как-то спокойствие этих мест. Это когда я взял взаймы у одного из почтальонов так называемый флобберт — револьвер самого маленького калибра. Он был очень старый, с небольшим дефектом и часто давал осечку. Я взялся левой рукой за дуло, ни на что не надеясь, а револьвер выстрелил! Пуля попала мне в кость. Шуму было много. Дело было зимой, доктор Исаксен повез меня в больницу в Нурдре Ланд, где мне сделали рентгеновский снимок, удалили пулю, перевязали руку и на неделю освободили от занятий гимнастикой.

Нет, я не могу сказать, что жизнь в Эурдале была совершенно лишена событий и развлечений, хотя и не совсем обычных. К нам приезжал великий фокусник Бернадотт фон Норденстам Младший и показывал свои неповторимые фокусы в нашем скромном местном клубе. Он выступал во фраке, манишке и цилиндре, но — в коричневых башмаках! Наиболее критически настроенные зрители сочли это нарушением стиля. Но фокусник он был замечательный и, очевидно, считал, что в сельской местности этикет можно и нарушить.

Однажды к нам приехали два человека с красными метками на пиджаках. Они должны были показать в клубе фильм, документальные съемки первой мировой войны 1914–18 годов.

Как говорят, зал был набит сгоравшей от нетерпения публикой. Перед фильмом один из них прочел доклад, который солидные крестьяне сочли социалистической пропагандой и не пожелали слушать. Не успел докладчик разойтись, как из зала послышался громкий крик: «Да покажите же нам поскорее свой фильм!»

Фильм был такой страшный, что не требовал никаких пацифистских комментариев, все и так было ясно. И когда он кончился, люди были готовы смотреть его еще раз.

Вообще, у молодежи в Эурдале хватало развлечений. Мама подарила мне на Рождество граммофон «Колумбия». Это был очень дорогой и ценный подарок, купленный на гонорар за ее книги о Лангерюде, изданные в Норвегии и в Германии. Граммофон безжалостно эксплуатировали мои друзья, которым особенно полюбились «Рамона» и песни Эйнара Русе. В те дни Ларе Берг женился и привез из Германии свою хорошенькую жену, Геди. Мы, молодые, сочли ее одной из наших, когда она, склонив на бок голову спросила: «Kann ich nochmal „Ramona“ hören?»[13]

В доме Фрюденлюнда часто пели и музицировали, у Сигне был не сильный, но очень приятный голос. Помню, к нам однажды приехал коммивояжер, симпатичный краснобай, друг семейства, который под аккомпанемент Ларса Берга на пианино пел романсы, а потом по моей просьбе медленный нежный вальс «Nur eine Nacht sollst du mir gehören»[14].

Мы, молодые и невинные, были сентиментальны и любили мелодичную музыку. Шумное веселье, «рок» и тому подобное в те дни были еще неизвестной пыткой. Знаменитым шлягером у нас был «Sonny Boy»[15], а в Осло — песня Эрлинга Крога «Янине, уже цветет сирень», перед показом немого фильма «Большой парад» в «Колизее». И хотя этот фильм тоже был о войне, он был слащавый, сентиментальный и со счастливым концом. До Эурдала «Большой парад» дошел лишь несколько лет спустя, но я уже имел счастье видеть его в Осло и, признаюсь, он мне очень понравился.