Спутник христианина

Между тем Марфа родила четвертое дитя. Я потребовал опять к себе Петрова, но сколько ни силился убедить его расстаться с Марфой, он остался упорен. Я доложил о них епархиальному начальству. Начальство предало их на три с половиной года церковному покаянию, подчинив моему надзору, с тем чтобы я, убедив их разлучиться друг с другом, внушал им неукоснительно бывать во все богослужебные дни в храме Божием. Я объявил им это духовное наказание, объяснил важность его и страшное наказание Господне за невыполнение; убеждал их разойтись друг с другом; но они так были упорны, что и слышать больше не хотели о своей разлуке.

Просил я содействия военно-поселенного начальства, но оно не помогло мне.

Для того же, чтоб заставить их бывать в воскресные и праздничные дни в храме намолитве, недостаточно было одного моего внушения, — нередко приходилось посылать за ними десятских; и при всем том они постоянно ссылались на хозяйство, как на помеху к исправному посещению храма Божия. И сначала хоть не всегда, но все же чаще бывали оба в церкви, а прошло с полгода их епитимьи, и их совсем редко можно было видеть в церкви. Я при всяком удобном случае не оставлял их без своего замечания и наставления, но все было напрасно: они пренебрегали моими замечаниями.

Но вот наконец мера долготерпения Божия переполнилась. То, что, по словам их, более всего служило препятствием к посещению церкви — хозяйство — начало расстраиваться вдруг; пара рабочих лошадей была украдена, вслед за тем восемь штук рогатого скота пало во время падежа. Наконец постигла их упорная лихорадка, и через месяц явилась сильная опухоль на всем теле. Слегли несчастные на одре болезни. Нечего и говорить об их оставшемся без присмотра хозяйстве: оно умалялось не по дням, а по часам. Детей разобрали добрые люди.

На них же обоих стали появляться гнойные раны и, не заживая, разрастались, превращаясь постепенно в злокачественные язвы, так что через два месяца со времени постигшей их болезни нельзя было их и узнать, так они были изуродованы оба! Это были два гнойные и зловонные трупа, кишевшие червями. Покинутые всеми, они с лишком три месяца страдали, питаясь молоком, которое им вливала в рот по разу в сутки посещавшая их старушка родственница.

Во время страшной их болезни несколько раз я посещал их, чтобы причастить их Святых Тайн, но, видно, Господь судил им окончить постыдную жизнь без священного напутствия.

Всякий раз, когда я к ним приходил, всё в бреду их заставал, но без меня они нередко приходили в полное сознание, хоть и ненадолго. Отвратительные бранные слова в беспамятстве изрыгал Петров, а она, несчастная, все бредила о каких-то страшных чудовищах, влекущих ее к себе. И пока они еще были в сознании и в состоянии говорить, их язык не произносил молитвы к Богу, их уста не отверзались испрашивать себе прощения в грехах; о покаянии не было и помину.

А когда их язык совсем онемел, одни стоны давали знать прохожим мимо их жилища, что эти оба трупа еще были живы. В седьмой год своей распутной жизни они скончались в один день, и оба преданы земле в одной могиле, заживо объеденные червями. Так Господь карает за нечистую жизнь еще здесь тех, кто не думает о покаянии. Слыхал Я от достоверных людей, что года через три по смерти Петрова не остался без наказания Божия и тот ротмистр Н., который послужил дурным примером для него.

Быв вечером в одном благородном доме, он чувствовал себя совершенно здоровым и веселым, и когда хозяйке дома нужно было навестить одно знакомое семейство, он взялся проводить ее; когда они шли садом, он вдруг пал на землю и внезапно умер. Испуганные этим несчастием, тогда же две женщины, с которыми он жил вне брака, в его доме разрешились мертворожденными младенцами.

Не льститпеся, говорит святой апостол, Бог поругаемъ не бывает: еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет: яко сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление; а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный (Гал. 6, 7-8).

Помещик села К., отставной штаб-ротмистр, прибыв в 1862 году в Одессу по делам хозяйственным, сблизился там с одной женщиной-молдаванкой и, привезя ее домой, поручил ей, как жене, управление всем хозяйством, хотя имел законную жену. Скромная и добродушная жена его, пораженная бесцеремонными и наглыми поступками нежданной гостьи в своем доме, растерялась и не знала, что делать.

Каких средств она не употребила для того, чтобы избавиться от этой нежданной гостьи! Она то сама умоляла со слезами мужа своего оставить эту распутную молдаванку, то, по ее просьбе, родные и знакомые беспрестанно напоминали об этом помещику. Но тот стоял на своем; не слушая ни жены, ни родных, ни друзей, он твердил одно, что его законная жена — сущая для него пытка, хуже рвотного, что ни за что в мире не согласен с ней жить больше, потому что она и неразвита, и бесплодна, и безобразна; потому предложил добровольно разойтись с ним.