На третий день после того я увидел в слободе меньшего брата его Андрея и, думая, что он прибыл сюда просить людей рыть могилу (кладбище было около слободы) для брата, спросил его:
— Как Феодор?
— Он выздоровел, — сказал Андрей.
Как громом меня поразило! В первую минуту я не поверил; я думал, что он или обманывает, или, что еще хуже, смеется над таинством: но он скоро уверил меня. Я бросился справлять его нужды, по которым он приехал в село; скоро все справили и отправились к Феодору.
В той же холодной кибитке перед огнем сидел исхудалый Феодор, хотя еще не совсем оправившийся, но совершенно довольный своим здоровьем, и разговаривал с веселым лицом. Все, окружавшие его, радовались и славили Бога и силу таинства. Чему приписать его внезапное восстание из такого безвыходного состояния, в котором он находился, в котором сам он и все ждали только часа смертного, как не силе веры в спасительную силу Святых Тайн Христовых?
Феодор пользовался здоровьем более трех недель; но от новой простуды появились у него те же припадки болезни, и он, не дождавшись вторичного приобщения, скоро умер. По этому случаю крещеные калмыки рассудили, что Феодор в первом случае встал силой Аршана, а теперь умер потому, что подвергся зоурди (зоурда — внезапная нечаянная смерть и смертельная болезнь, причиняемая, по верованию калмыков, злыми духами).
Я постарался объяснить им, что злые духи не имеют влияния на человека без особенного на то попущения Божия, что состояние здоровья, в котором Феодор приобщался, да и прежде сего было до того опасно, что невозможно было ожидать не только выздоровления, но и одного дня жития, как это для всех было ясно, но что по вере и надежде его Господь Бог воздвиг чудесным образом его с одра смерти и неожиданно продлил жизнь и здоровье его на три с лишком недели, дабы оправдать веру его в силу таинства, дабы, с другой стороны, показать и нам, грешным, славу имени Своего. Требование, чтобы полуживой Феодор каждый раз приближался к дверям гроба и каждый раз чудесно освобождался, было бы требованием безумным (свящ. Дионисий Алексеев, Ставрополь Кавказский, 11 января 1868 г.).
У одного крестьянина села Чуйкина Петровского уезда Саратовской губернии вдруг сделалась нездоровой тринадцатилетняя дочь Н. болезнью непонятной — беспамятством, сопровождаемым странными телодвижениями. Позван был, по обыкновению, приходской священник. Но оказалось, что напутствовать больную Святыми Тайнами не было решительно никакой возможности: девочка находилась в бессознательном состоянии.
Вдруг священника озарила мысль положить дарохранительницу со Святыми Тайнами на голову болящей.
«Приведя свою мысль в исполнение, мы, — говорит пастырь о себе и присутствовавших, в числе не менее 40, — поражены были чудодейственной силой Святых Тайн Христовых: больная как ни в чем не бывало в момент приложения на голову ее святыни Господней говорит: «Ах, как мне легко теперь! Пустите меня, я встану!» Но лишь только Пречистые Тайны Христовы отняты были от головы больной, как к девочке возвратилось опять ее беспамятно-нечувственное состояние. После этого священник еще несколько раз возлагал на голову больной дарохранительницу с Животворящими Тайнами Христовыми. И всякий раз в момент снимания больная снова впадала в бесчувственное состояние. Наконец, в последний раз не менее получаса святая целебница находилась на голове больной.
В этом виде больная поднялась с земли и пошла со двора в дом. В доме больная, после разумно сознательной исповеди, сподобилась принять животворящие Тайны Христовы, а по прошествии суток окончательно выздоровела от своей болезни («Воскресн. чтен.», 1880 г., № 10).
«В приходе моем, — рассказывает священник Д. Миловский Нижегородской епархии Лукояновского уезда, — в селе Кочкурове один молодой человек, крестьянин Григорий Гаврилов Фанин, до тридцатилетнего возраста был в православии, но потом впал в раскол. В таком бедственном состоянии он оставался до 1848 года, в который у нас сильно действовала эпидемическая болезнь — холера. Когда Фанин сделался болен холерой, жена попросила напутствовать его Святыми Тайнами; я думал, что это делают только для вида его семейные, потому что знал Фанина как упорного раскольника более 10 лет. Впрочем, тотчас же поспешил к больному. Когда вошел я в дом Фанина, он лежал на полу лицом вниз. Заметив меня, он сказал:
— Батюшка! Я умираю, и Господь за грехи мои, за хуление Церкви Божией, попрание ее Святых Таинств и презрение твоих добрых советов посылает мне самую лютую смерть; прими меня на покаяние, не возгнушайся мной, окаянным. Я отвечал ему:
— Господь наш Иисус Христос не гнушался самыми великими грешниками; я ли, недостойный, могу тобой гнушаться? Если только ты нелицемерно хочешь обратиться на путь истинный, я с полным усердием и любовью готов принять тебя на покаяние.
— Истинно хочу, батюшка!
Прочитав молитвы к исповеди, я велел семейным его удалиться. А он, валяясь на полу — потому что ни стоять, ни сидеть не мог — приполз ко мне и, обняв руками мои ноги и положив на них чело свое, начал говорить: