Сравнительное богословие. Книга 2

В отличие от идеографической письменности Востока, Запад использует буквенно-звуковое (алфавитное) письмо, в котором достаточно выучить алфавит, знать язык и понимать смыслы слов (с помощью знания языка), чтобы прочесть слова, за которыми можно, не будучи посвящённым — воссоздать точные образы. То есть, для герметизма алфавитное письмо мало пригодно. Герметизм пошёл с древнего Востока вместе с иероглификой, доходящей в ряде случаев до ребусной письменности. Так, например, месопотамская клинопись «по происхождению» считается — идеографически-ребусной,[72] позже перешедшей в словесно-слоговое письмо. Нечто подобное было и с древнеегипетской идеографической письменностью.

Известный египтолог Франсуа Шампоньон целиком посвятил себя исследованиям по расшифровке египетских надписей. Надписи обычно делались на камне, который считали «священным». Множество надписей можно найти на стенах пирамид начиная с пятой династии. Франсуа Шампоньон пришёл к выводу, что египетская письменность одновременно была идеографической и фонетической.[73] Каждый иероглиф обозначал одновременно образ (являлся информационный блоком) и звучание этого образа. А коптский язык,[74] и был, согласно Шампоньону, слоговой транскрипцией древнеегипетского фонетического письма. Двойная кодировка иероглифов (по содержанию и звучанию), а также определённая ребусность древнеегипетского письма конечно же только способствовали герметизму.

Ведь многие “ключи” к смыслам письма передавались внутри узкого клана высших жрецов из уст в уста, поэтому фонетика, например, тоже могла служить дополнительным контуром кодировки смыслов (вторыми “ключами”, первыми из которых была особая образность иероглифов: что означал каждый из них). К примеру один и тот же иероглиф мог по-разному «звучать»[75] в зависимости от уровня заложенной в него информации (иероглифические смыслы могли быть не однозначные, а многоуровневые) — значит в зависимости от «звучания» в разных случаях из иероглифа извлекался разный смысл. И это было доступно лишь посвящённым,[76] выстроившим иерархию знаний.

Египет имел много храмов. Главный храм — храм Осириса, функционировал для сохранения древних текстов в течение тысячи лет, по-видимому, не был чем то необыкновенным; в большинстве культовых храмов имелось заведение, именовавшееся Домом жизни. Это был древнеегипетский аналог современного университета или семинарии: здесь была библиотека, где хранились свитки папирусов, и скрипторий, где переписывались и составлялись тексты. И здесь же была школа, где обучали искусству чтения, письма и ритуалов наряду с астрономией, магией, математикой, юриспруденцией и медициной. Возможно, эти предметы были распределены по разным отделениям, как это бы сделали в современном мире: в одной надписи упоминаются «отделения домов жизни, ведающие медициной». Писцы и “жрецы” получали в Доме жизни всё необходимое образование, чтобы служить царю, государству или храму.

Первостепенной заботой Дома жизни было сохранение сакральной традиции. Важной задачей являлось обеспечение того, чтобы продолжали своё существование великие священные книги ритуалов и заклинаний. На территории всё того же Дома жизни посвящали “жрецов”, тех самых “жрецов”, которые по окончании курса своего обучения проводили в храмах магические обряды. Оппоненты не замедлили обвинить писцов Дома жизни в колдовстве и магии. Естественно, что большая часть того, что они изучали, держалась в тайне. Некоторые из магических заклинаний, переведённых археологами, содержат положения, требующие, чтобы, вследствие их важности, их никогда никому не открывали за пределами стен Дома жизни.