Как справедливо подметил Норбер Рулан, разрыв между реальностью и официальным правом в некоторых областях оказался столь очевидным, что следовало бы обратить внимание на «неофициальное право», которое в действительности регулирует соответствующие отношения. Но юристы не любят науки, которые рекомендуют обращение к изучению неофициальных нормативных систем (политологию, криминологию и т. п.), определяя их как вспомогательные по отношению к праву, тогда как они раскрывают его сущность[42].
Вместе с тем значение междисциплинарного подхода к изучению конституционно-правовых явлений усиливается еще и тем, что характер расхождений, возникающих в странах западной правовой традиции между конституционной моделью государственного механизма и ее практическим воплощением дает основания ученым для вывода о деградации конституционализма. В частности, наблюдения Б.Н. Страшуна за политико-правовым развитием западных стран приводят его к выводу о том, что политический конституционализм там сужается при относительно стабильном юридическом. В связи с этим он отмечает антиконституционное усиление исполнительной власти в ущерб законодательной, отрыв властных структур от населения, усугубившийся в условиях интеграции в Европейский союз. Присоединяясь к оценкам А. Шайо, он обращает внимание на то, что трансправительственные сети, действующие неформально, стали вытеснять национальные органы власти в ходе принятия решений, создавать свои нормативные системы, заменяющие право, выводить свое регулирование за пределы, допускаемые конституцией, пренебрегать правами человека еще в большей степени, чем государственные чиновники[43]. Более того, и на внутригосударственном уровне девальвация конституционализма в аксиологическом аспекте провоцируется наделением исполнительной власти неконтролируемыми полномочиями в сочетании с усилением представлений о национальной исключительности в толковании универсальных конституционных ценностей (верховенство права, независимость судебной власти, равноправие и др.). В то же время демократические процессы внутри государств мало влияют на надгосударственный уровень, где нередко принимаются «судьбоносные» для национального конституционного порядка решения[44].
Все эти новации в политической жизни требуют уточнения представлений о современном наполнении содержания таких широких и многозначных понятий (принципов) конституционного права как «демократия», «суверенитет», «федерализм», «народовластие», «запрет дискриминации» и др. Для того чтобы студенты могли осмысленно применять эти понятия, совершенно обязательным является знакомство с их (понятий) «доктринальными корнями» в сочетании с аспектами смысла, востребованными актуальной политической практикой и отображенными в правовых позициях органов конституционного контроля.
Уважение к высказанным в науке взглядам не исключает критического к ним отношения. Речь идет о том, что «каждый познающий или разрабатывающий науку конституционного права волен выбирать позицию, соглашаясь с предшественниками либо отвергая их мнение по мотивам юридической логики мировоззренческих или политических убеждений, предлагать свою теоретическую концепцию, собственное решение проблемы»[45]. В данном случае эта мысль особенно верна, поскольку сравнительное конституционное право учитывает широкий контекст общественной жизни, а это значит, что актуальной становится задача поиска не общего идеала, а, скорее, идеала для конкретных обществ. Развитие конституционно-правовой мысли требует знания различных идей, но не требует отношения к ним как к истине в последней инстанции.
Таким образом, суммируя сказанное о значении изучения конституционно-правовых доктрин различных государств, стоит выделить следующие основания актуальности этой части учебного процесса.
• Адекватно оценивать конкретные конституционно-правовые явления, эффективно применять конституционные принципы и процедуры можно, лишь отчетливо понимая их
• На протяжении достаточно продолжительной истории конституционализма, развивающегося в русле западной традиции права, уже сформировался единый