Сразу после войны

— Постриги его покрасивше, — попросил дядя Петя.

— Исполню. — Старичок кивнул.

Постриг он меня хорошо. Я то и дело выбегал в туалет, где над жестяной раковиной висело потускневшее зеркало…

За полчаса до смены дежурства вышел в коридор. Сел на старый, продавленный диван, обитый потертым, потрескавшимся дерматином. Этот диван доживал свой век в одном из коридоров, откуда хорошо были видны настенные часы с массивным маятником, входная дверь и столик сестер. Ночью, когда в отделении становилось спокойно, на диване дремали сестры. Дерматин сохранял едва ощутимый запах духов. Пружины были слабыми: сев, я глубоко провалился, лицо находилось на уровне колен. Я откидывался на спинку, облокачивался на валик — все равно сидеть было неудобно. Решил походить по коридору, сделал несколько шагов и увидел Алию. Еще утром я представлял себе, как мы встретимся, что я скажу ей, а теперь растерялся.

Алия была в нарядном платье — красные гвоздики на белом фоне. Густые, пышные волосы падали ей на плечи, и я пытался сообразить, как она уместит их под сестринской шапочкой.

— Добрый вечер, — сказала она.

— Добрый вечер, — спохватился я.

— Вот уж не думала, что вы так быстро поправитесь. — Алия улыбнулась.

Ее улыбка возвратила мне смелость, и я сказал, что она, Алия, мне очень понравилась.

— Правда?

Поговорить нам не дал Сайкин: встал на самом видном месте — ни вперед, ни назад. Хотелось крикнуть ему: «Проваливай!» — но я стеснялся Алии. Она тоже заметила Сайкина, направилась в кабинет, где переодевались врачи и сестры. Я проводил ее долгим взглядом и одновременно с Сайкиным вошел в палату.

Подмигнув Козлову, он сказал:

— Москвич-то, Вань, в Ашимову втюрился.

— Ну-у?

— Только что на мозги ей капал.

Козлов повернулся ко мне.

— Котелок у тебя, парень, не варит. Если персы узнают, что ты на нее виды имеешь, — не жить тебе, помяни мое слово.

— Факт, — подтвердил Сайкин.

Дядя Петя сбросил на пол худые ноги в коротковатых кальсонах с завязочками, схватил пижамные брюки, попрыгал на одной ноге, не попадая в штанину.

— Чего пристали к человеку? Вьюнош прост-таки поздоровкался с ней, а вы страх на него нагоняете.

Сайкин ухмыльнулся.

— Баб и девок хлебом не корми — дай им приятные слова послушать. Я перед женой, когда на выпивку деньги нужны, как дым расстилаюсь и не хуже соловья пою. Она, дура, уши развесит, а я…

— Сволочь ты! — не сдержался я.

— Что-о?

— Цыц, сукины дети! — гаркнул на всю палату дядя Петя.

Стало тихо. Потом Сайкин обрушился на дядю Петю:

— Раскомандовался, хрен старый! Ты кто такой, чтоб командовать, а? Я на погонах по три лычки носил, а у тебя ни одной не было!

Козлов, сочувствуя Сайкину, все же посоветовал не связываться, сказал, что дядю Петю уважает главврач, что он старику поверит, а не им. Сайкин вполголоса выругался. Поманив Козлова пальцем, вышел вместе с ним.

— Горяч ты больно, — обратился ко мне дядя Петя. — Я же объяснял тебе — ушибленные они. Что-то спортилось в них. Машины и те ломаются, я люди и подавно…

После отбоя, когда Сайкин и Козлов заснули, я надел халат, подцепил босыми ногами шлепанцы и направился к двери.

Алия сидела за столиком, спиной ко мне. Свет от настольной лампы падал на раскрытую «историю болезни». Матовый колпак равномерно рассеивал его, создавая располагавший к задушевной беседе полумрак.

Я смотрел на Алию до тех пор, пока она не обернулась.

— Можно посидеть с вами? — храбро спросил я.

— Пожалуйста. — Алия показала на свободный стул.

Я сел и тотчас начал говорить. Понимал — получалось складно. Я ничего не приукрашивал, хотя и не рассказывал подробно о том, что было в моем недалеком прошлом. Чутье подсказало: мои похождения насторожат Алию. Потом я вспомнил фронт. Возникли лица однополчан, бои, в которых я участвовал и после которых наступали минуты прощания с теми, кто недавно тоже мечтал о будущем. Ощутил неприятный холодок и мгновение спустя — буйную радость оттого, что я вопреки всему живой!

На краю стола лежала какая-то книга.

— Можно посмотреть?

Алия кивнула.

«Александр Блок. Избранное» — увидел я и прочитал на память:

Твое лицо мне так знакомо,
Как будто ты жила со мной.
В гостях, на улице и дома
Я вижу тонкий профиль твой.
Твои шаги звенят за мною,
Куда я не войду, ты там.
Не ты ли легкою стопою
За мною ходишь по ночам?

— Вы любите Блока? — оживилась Алия, когда я дочитал стихотворение до конца.

— Очень! Но Маяковского больше. Это мой любимый поэт.

Алия кинула на меня быстрый взгляд.

— Между прочим, вы немножко похожи на Маяковского.

Я воспринял это без удивления. О том, что я похож на Маяковского, мне уже говорили: на фронте — командир нашего взвода лейтенант Метелкин, бывший преподаватель литературы; в госпитале — молоденькая медсестра.

— Прочитать вам Маяковского?

— Только вполголоса.