Сребропряхи

Мадису пришлось уехать на два дня в Сангасте, а из таллинской лаборатории прислали две коробки проявленного материала. Мадис оставил Рейну ключ, чтобы тот мог отнести коробки в его номер. Рейн так и сделал, только не сумел удержаться от искушения посмотреть, что же, собственно, в них есть. Разве это грех? Но Мадис открыл дверь и вытаращился, как разъяренный бык. А потом заорал, что просматривать черновой материал без разрешения — это все равно что рыться в чужом белье. Будто Рейн сам не знает, что такое черновой, несистематизированный материал! Конечно, глупо показывать такой ералаш непосвященному, а ералаш в черновом материале почти всегда неизбежен — до выбора дублей и предварительного монтажа. Какой-нибудь портной или гример может и вправду испугаться, даже утратить веру. Но ведь Рейн не портной и не гример!

Безусловно, Рейн ни слова не сказал Карлу-Ээро об этой истории — он не собирается быть доносчиком, они по большей части плохо кончают. Но, когда Карл-Ээро спросил, видел ли он материал и обсуждают ли они его вместе с Мадисом, он, разумеется, ответил отрицательно. И дал понять, что такое отношение его очень оскорбляет. Разве ему следовало поступить по-другому? Да и свою досаду он выразил скорее взглядом, чем словами. Карл-Ээро, очевидно, ждал большей откровенности, но довольно скоро они друг друга поняли и оценили всю сложность ситуации.

— Все ясно, — сочувственно произнес Карл-Ээро. — В этическом плане я понимаю ваш образ действий. И одобряю. Вам, наверное, так и следует себя держать, все-таки совместная работа, правда, к сожалению, лишь формально совместная! А я не имею возможности действовать, как вы. Ведь я отвечаю за работу студии, а положение с этим несчастным «Румму Юри» прямо-таки катастрофическое. — Кондуит Карла-Ээро оказался пространным и устрашающим: народный артист Альдонас Красаускас блуждает в потемках — он понятия не имеет, что, собственно, от него хочет постановщик; молодого талантливого актера из Пярнуского театра заменили каким-то Сокуметсом; невесту Румму Юри играет никому не ведомая швея. Директор жалуется на безумный перерасход пленки… Хьяльмар Кыргессаар с усмешкой признался, что не имеет понятия, как следует играть барона, как английского лорда, что ли? Вообще-то он, конечно, не против; в него ведь должна влюбиться невеста Юри, это, можно сказать, дело чести… И вчера после весьма длительного перерыва Карлу-Ээро снова довелось услышать гимн империи. Всю сцену, пожалуй, можно считать в некотором роде находкой, но едва ли зрители пожелают слушать этот мотив. Наверняка придется выбросить этот музыкальный кусок и, по всей вероятности, весь праздник в саду снять заново. — Может быть, у вас имеется какой-то свой вариант? — поинтересовался ведущий режиссер студии. Поколебавшись, Рейн рассказал о своем плане, тем более что Мадис не пожелал его выслушать. Рейн тоже считает, что задуманная в сценарии эстонская патриотическая песня здесь не годится. Ему вспомнилась одна народная песенка, ее поют в Центральной Эстонии, вернее, это детская игровая песенка, вроде считалки. При игре в жмурки этой песенкой подзадоривали водящего. «Ты брыкун бодливый, быстрый, с белой шерсткой шелковистой», — пели ему и еще добавляли, что безудержная бодливость, от которой бывали бесчисленные беды, могла бы быть благодетельной, будь у козла побольше смекалки. Однако козел белый басом блеет да боднуть бычка не смеет, так что если в этой песенке заменить козла бараном, а «баран» ведь звучит почти так же, как «барон», то, может быть, это решило бы проблему, осмелился предположить Рейн.

Карл-Ээро нашел идею Рейна остроумной, в таком разрезе и придется, по всей вероятности, переснять этот праздник в саду. Может быть, Карл-Ээро надеялся на большую откровенность, однако Рейн благоразумно забил отбой. Карл-Ээро это понял и, как видно, одобрил его поведение. Несмотря на то что у него самого, возможно, тоже были свои планы в отношении фильма.

Затем Карл-Ээро Райа пригласил Рейна отужинать внизу в ресторане. Почему бы ему не принять приглашение! И снова Карл-Ээро удивил Рейна: их обслуживал сам метрдотель, подавший превосходную вырезку, поджаренную с кровью по рецепту, продиктованному Карлом-Ээро утром. Когда они пили кофе и потягивали мозельское, какой-то субъект в тренировочных штанах тщетно пытался прорваться в ресторан, он сильно смахивал на Мадиса Картуля. Позже его все же впустили. Карл-Ээро заметил с усмешкой, что Мадис заказал две порции горохового супа. Рейн чувствовал себя немножко неловко, правда, он сидел в нише, но Мадис, наверное, его все-таки видел.

И вот Карл-Ээро перешел к самому главному. Худсовет весьма обеспокоен судьбой фильма; Мадису категорически предложено в ближайшие дни показать черновой материал если не худсовету, то, по крайней мере, коллегии. И если материал не получит положительной оценки, может встать вопрос о повышении Рейна Пийдерпуу в должности, о переводе его в сорежиссеры… Карл-Ээро просил пока не болтать об этом, возможно, скоро Рейна пригласят для официального разговора.