Средь текущих времен

Видно что-то перепутали тогда,

Раз не оказалось у Вас письма;

Вы бы явно вернулись домой,

За друга выпить, за упокой.

Так о Вас и забыли. Потеряли.

Что были в этой морали.

Тут ненароком Вас признали,

Решили без пыток все узнать,

Мой господин знает, кто Ваша мать,

Столбовой дворянкою она была,

Ключ с сокровищем оставила, как померла.

Как оказалось, ты бедно жил,

А твой друг, Вадим, поднялся,

Имущество купил.

*

– Что ты, что ты говоришь?

На Вадима ты брешишь.

– Честно! Вот те крест.

Да пусть чума тогда съест.

– Значит, ключ… Теперь мне ясно,

Откуда фотокарточка оказалась,

У двух господ опасных.

Наивно думал пустяк и малость.

– Ну, думаю, сваливать тебе пора!

А того и жди тебе конца;

Ну, ты, Антоша, за все прости,

Хватай его! Бери!

Так Антон оказался внизу,

У пару тройки ног.

Били в бок, по лицу

И встать уж не мог.

Антон было хотел сопротивляться,

В истерике начал смеяться.

– Эх, мой Вадик, ты

Денежки прикарманил мои,

Захотели, чтоб все вам достались.

Без сознания, сомкнув очи, слова скончались.

Вспомнил

Вся жизнь промелькнулась в один миг,

Вспомнил минуты своих дней;

Как не ровен путь, порой, быт

И как он сложен теперь.

Вспомнил, как барином представился

Когда-то, еще лет пять назад,

От бедности он маялся,

Надел на себя маскарад.

Господином богатым вдруг стал

И грудь распрямилась тогда.

– Да, об этом только мечтал, -

Говорил он без конца.

Познакомился с дамой одною,

Та была довольно скромна,

Но сбежала она домой

И не видел ее никогда.

Искал работу там,

Где только не пытался найти,

Что придавало сотни ран,

Деньги были нужны.

И продал свой последний костюм,

От печали стал он безум.

Боль

Из-за крови, платок белый – теперь красный,

Лежал на холодном полу;

Было, итак, ясно,

В крови лежал, а не в поту.

Все силы безысходно уходили

На вдохи и выдохи;

В отместку лишь только были

Усталые выходки.

Холод рвал кровяные раны,

Превращая в злостную боль;

Открыл глаза он рано,

Проверив карманы. Ноль.

Лишь бы до дому, до кровати,

Лишь бы лечь спать…

Вспомнив о дружеской утрате:

– Лучше помирать, -

Сползая по лестнице, оставляя следы

От кровавой одежды.

Еле встал, начинает идти,

До дому, до дому лишь бы.

Сорвав с себя порванный пиджак

И дал себе указ, скорее вернуться назад.

*

– Вадим! Неужели, ты меня надул? -

Идя по улице, говоря вслух.

– Неужели, ты смог так поступить?

Да такого просто не может быть!

И где мой кучер, черт его возьми! -

Повозка быстрая ехала впереди.

– Посторонись, алкаш! Отойди!

Разуй глаза! Дорогу дай ты.

Кричал кучер с кареты.

– Это что сон?

Что я опять в шкуре этой?

Сказал сквозь слезы Антон.

Наконец, он добрался до дома,

Издав последние стоны,

Свалился на свою кровать.

– Вадим! Как ты мог? Не могу понять!

Антон заснул и не узнал,

Что средь сего бардака,

Новый друг, Петр, письмо прислал,

Звал его работать в центральные города;

А Антон все прокутил.

Забыв про него, заигрался, запил.

Думы

Вадим в одиночестве уединился,

Устав от голосов и шума;

И на миг он вдруг забылся,

Погрузившись в свои думы.

«Как там, мой друг, Антон?

Как он хоть там живет?

Ведь не напишет он…

Поди болен, пьет.

Обязательно, через дня три,

Письмо что ли написать,

Да и не читают, наверно, они,

Вот бы знать! Вот бы знать!»

Снег за окном, навивал

На философские мысли.

Вечерний свет день убивал,

Думать о грустных смыслах

И что-то в груди таит,

Предчувствие в душе плохое лежит.

И Вадим опечален,

Кто-то свет в комнату пустил,

Зашел вдруг тихо барин:

– Ты чего, друг, загрустил?

*

– Да так, дружище, ничего…

Душа болит, да и то.

– Пойдем же веселиться,

Работа большая предстоится.

Отдыхать или же отдохнуть?

Лучше тебе заснуть.

– Да нет, особо не устал,

Так резко на меня навалилось;

То Антона десять лет искал,

А тут все так получилось.

Не того друга детства я нашел,

Не мог открыть своих глаз,

Ведь жизненный путь себе брел,

Не мог найти друзей среди вас.

– Ладно, дружище, покину тебя.

Заходи, если что. Мы у себя.

И Вадим остался наедине,

Со своей печалью и грустью,

Словно спотыкаясь в своей вине,

Хватаясь за хрупкие трости.

И спать, вроде, не хотел,

Но тут в темноте захрапел.

В грусти жестокой

В богатом доме тишина,

Как уж минуло десять лет.

Человек, с глотка дорогого вина,

Терял отчаянно свой свет.

Без конца испивал он глоток,

Рыдая тихо-тихо;

Поглотил его жизненный рок,

Прижав к себе очень лихо.

Победа его в итоге оказалась вдали,

Даль оказалась дальше;

Неистовы стали мечты,

Да и лучше не было раньше.

Мысли порождают весь ум,

Но невозможно никак рассудить

И настолько, уже безум

Желанием себя умертвить.

Но, отгоняя все это прочь,

Испивая жадно глоток,

Темная-темная ночь,

Наповал. И встать не смог.

В сердце горькою стрелой,

В грусти жестокой.

И этот мир твой,

Ищешь другие итоги.

*

В гостиной Антон напился,

Средь бардака несчастью дивился.

И сам не понимал, чему он верил:

– В итоге, все это верно.

Ведь юношами были мы,

Я помню, помню, были ключи

И почему-то больше не видел их,

А он богатым стал у них.

Какой же друг оказался

И от жадности не зазнался.

– Есть кто дома? – стучал почтальон.

– Нет никого! – крикнул Антон.

– Вам телеграмма, от Ветрянных, -

Но Антон его дальше не слушал.

– И почему о ключе разговор стих? -

Изливал он себе душу.

Через три дня, великий игрок,

Решил приехать сам;