– Я не шучу, Антон! Не шучу!
– За ложь я научился драться,
Бить очень сильно по лицу,
Но с тобой не хочу тягаться.
– Это вызов? А чего ж, давай!
Если ложь, то помалкивай.
– Нет, Вадимка, я не буду.
– Боишься что ли? Ну, ты! -
Вадим попытался влиться
В простонародный сленг.
– Стало бы мне дивиться,
Слова на ветер, попросту свет
И после Вадиминых слов,
Антон схватил за шею,
И удар. На полу появилась кровь.
И снова удар и сильнее.
Антона откинул в сторону Вадим,
– Да, слабоват я чего-то стал.
Но надо бы Вадю проучить. Не проучил.
– Господи! Что мы делаем? – только начал,
Антон телом врезался в Вадима,
Тот полетел с лестницы вниз с шумом сильно.
*****
Антон глаза свои закрыл,
Услышал стук своего сердца,
– Вадик! Вадик! Жив ли? – проныл,
На улице стук колес сапог и берцев.
Без движения Вадим, не шевелясь,
Лежал с открытыми глазами;
Изо рта кровь растеклась,
Сжав ключ крепкими руками:
– Нет! – Антон подбежал к телу.
Крепко, крепко его он обнял,
Все шепча одно и тоже дело:
– Это сон лишь. Сон! – все начинал.
Накинув пальто, на улицу выбегал,
Бродя часами по улице той,
Тихо играя с тоской.
– Эй, Антон! Антон! -
Звал его какой-то игрок старый.
– Послушай! Ну чего? Чего?
С мертвым лицом, вид усталый.
– Антон! Ты, если чего, заходи,
В карты поиграем.
Вино французское поразливаем.
У Антона из кармана выпал тот самый ключ,
Он про него вспомнит через семь зимних туч.
Черная полоса
И ревет он все и плачет,
В заснеженной улице чего-то ищет,
Мыслями себя дурачит,
Идя неприкаянно, как нищий.
Вот на мосту он стоит,
Рыдая на всю округу,
На самого себя все ворчит,
Тоску тащит, подругу.
Бьет деревья, землю пинает,
Стоя на коленях, рвет траву;
Слезы по щекам стекают,
Лик взора к козлу.
Мучая себя, гневит и гневит,
Обвиняя самого себя,
Мозги себе сверлит,
Коррозии металла, травма уж та.
Домой идти страшно ему,
Где лежит бездыханное тело
И где-то находит силу одну,
Шаг за шагом, увидев дом, сердце немело.
И хотелось бы найти другую картину ту,
Возложив на себе тяжкую вину.
*
Зайдя в дом, закричал в нем,
Скорее кучера он созывает:
– Едем домой! – кричит об одном,
Мосты свои напрочь сжигая.
Вот уже он в ночь едет,
Напившись, в карете спит;
Тихо-тихо что-то бредит,
Что-то себе он мнит.
– Убил своего друга я,
Предстать перед последним судом судьба.
– Чего, сударь, Вы говорите? -
Тот просыпается и рыдает.
– Убейте меня и лечите, -
Кучеру он отвечает.
– Кучер, я виноват, я убил.
Душу друга загубил.
– Ой сударь, чего Вы говорите?!
Бред же, вроде как, мол.
– Сумасшествие люди не ищите,
О поставке протокол;
Можете в тюрьму хоть куда,
Знаю, виселица ждет меня.
Заснул Антон мертвым сном,
Ямщик испугался, услышав о том;
Проверил карманы, а монеты-то нету,
Высадил его на первой остановке на рассвете.
**
Проснулся Антон, лицом ощущая холод.
Ударом в голову похмелье,
Разъедал ужасный голод,
Дрожь по телу. Где найти терпенье?
Кучера нет. Глубоко спал,
Проснулся, с лавки встал,
Грязная одежда и тот самый городок,
Где друг по бутылке просил пяточек.
– Эй, дружище, постой!
Куда спешишь? Остановись!
– Домой! Я домой!
Взгляд не смотрит ввысь.
Он обернулся и тот самый,
Алексий Безногий по кличке «Чума»,
– Чего ты, Антоний, такой усталый?
Стоять! Стоять, сказал я!
Чего это с тобой приключилось?
Сейчас, я смотрю, ты меня узнал?!
Антон обернулся и двое появилось,
Увидев злобный оскал.
Первый и калека на тележке,
Хватают за воротник небрежно.
– Алексий, ты меня не лечи!
Не лезь мне в душу! Отвали!
– Ишь ты, из князи в грязи,
Барин-то бросил дружочка разве?
Хватайте его! Сломаю копилку,
Ставлю целую бутылку.
Толпа напрыгнула на Антона.
– Вы гады! – зверям закричал словно.
Ногами топтали тело его,
Окровавлено стало оно.
В состоянии аффекта,
Всю правду об убийстве кричал;
Без вопросов были ответы,
Но зачем… Так и не осознал.
По земле тащили Антона,
Рвали пижаму, снимали пиджак,
Соображал уже он сонно
– Дурак, Антон, ты дурак!
Алексий плюнул в лицо,
Но тому было уж все равно.
Били руками и ногами
И перед потерей сознаний:
– Вы никто! Ты никто!
Навсегда забыть
Дом еще совсем далеко,
А он ползет-ползет все равно;
Остается навсегда забыть,
Как хорошо шелка, богатства любить.
– Бог ширму метит, -
Скажет, отдохнет и дальше лезет.
И снова беден, но без друзей,
Не осталось близких людей.
Ноги перебиты у Антона,
Руками телом об землю опираясь,
Но от страшного слова,
«Не дожить» опасаясь.
По тропам, обрезая путь,
По сухим травам ползет;
Так солдат на войне, где повернуть,
Где теплое место найдет.
Навсегда забыть все старое,
Начать жизнь с нуля,
Хорошего было мало у него
И снова знакомая ширма зла.
И с каждого больного стону,
«До дому. Лишь бы до дому».
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.