Среди гиен и другие повести

Оставалось подтянуть в сюжете один узел: главному герою, офицеру славных российских спецслужб, следовало красиво исчезнуть из-под носа у английской разведки… И вот чтобы красиво — пока не получалось.

Лежа на мелководье, Песоцкий попытался направить мозги в эту сторону, но мозги жили сами по себе, и мысли расползались самым подлым и раздражительным образом. Вот, например, Зуева. Как случилось, что его женой стала эта мурена? Главное, теперь и наружу не выберешься… Говорят, есть такие яды, вдруг подумал Песоцкий, от которых никакого следа. Просто — раз, и все. Он ясно представил себе Донское кладбище, ясный осенний день, похороны премиум-класса, идущую за катафалком вдову…

Как вдову?

Он открыл глаза. Куском рекламного плаката голубело над ним небо с полоской пальмовой рощи по краю зрачка.

А ведь она может, подумал Песоцкий. Как-то больно быстро нашла тогда Зуева этих добрых молодцев со щитами-мечами в оловянных глазах и перстнями на бывалых пальцах, — в тот полуобморочный год, когда Спасская башня перестала котироваться и к ним пришли «перебивать крышу» чечены. Без кровушки в тот год не обошлось. Артхаус не артхаус, а долг масскульту отдай! Да и давно в прошлом был этот «хаус», чего там.

Песоцкий вздохнул, и сердце тяжело ударилось в грудную клетку…

В середине девяностых, в ту пору еще совсем не лихих, а просто очень веселых, Песоцкий вовсю гулял по буфету. Быстро взлетевший на верхние останкинские этажи, он орлиным взором окидывал страну и задачи, стоящие перед страной! Никакой «Новой волны» к тому времени уже не было. То есть была, конечно, но эдак с краешку — небольшим ромбиком в схеме работы центрового, всем на зависть, продюсерского центра «Леонардо».

Грех было не воспользоваться именем, поклон папе! Логотип забацали наглейший: леонардовский человек, вписанный в круг и квадрат, — и скажите еще спасибо, что без портретного сходства!

Друг Демка Гречишин с появлением «Леонардо» стух, надулся, начал разговаривать по останкинским курилкам обиженные разговоры, а потом запил и сорвал проект, который Песоцкий и дал-то ему по старой дружбе… Песоцкий попробовал поговорить с Демкой по-взрослому, но вышла одна досада: тот разволновался и наплел таких обидных глупостей, что их развело насовсем. Так и осталась «Новая волна» пустым ромбиком с нулевым балансом…

Да не до Демкиных обидок уже было! Песоцкий, государев человек, вхожий уже куда угодно, решал в ту пору двуединую задачу федеральной важности: оттоптать ноги коммунякам на их же засранном ностальгическом поле (об этом по-дружески попросили в Администрации) — а заодно, чередой государственных мегапроектов, прикончить конкурентский самострок. Все эти малые кооперативы по варке телевизионной «джинсы» должны были сдохнуть, когда придет фирменный «левайс» от Песоцкого!

И вот, пока он, как дите малое, носился со своими всероссийскими погремушками, Зуева втихую переформатировала документы для налоговой («Я займусь этим, Лень?» — «Займись»).

Он даже не понял, о чем там речь, в этих бумажках, которые он подписывал на бегу, а когда врубился, выяснилось, что «Леонардо» зарегистрирован на нее. Так проще. Зачем тебе вся эта волокита? И потом: мы же вместе? Вместе?

Что ты спрашиваешь, ответил он, стараясь не скрипеть зубами.

Они были вместе, уже и юридически. Так было удобнее. Чертова ловушка! Единственное, что успел предотвратить Песоцкий, — это детей. Зуева несколько раз порывалась устроить ночь неосторожной романтической любви, но Песоцкий строго следил за медикаментами, а потом проблема сошла на нет сама собой: все прекратилось. Только ритуальный секс после ссор, мятые постельные флаги капитуляции…

Были ходки налево, скандалы дома и снова ходки, и какие-то промежуточные любовницы, и просто девки по облупленным московским квартирам. «Салоны» это называлось… Салоны, блять. Анна Павловна Шерер!

Был скандал в желтой прессе, и жирный говнюк с серьгой, звезда половых полей, трепал его имя — менты слили, разумеется, накрывшие салон вместе с сутенершей и группой приезжих масловых-мармеладовых: все было под наблюдением! Пришлось нажимать, подключать верхи… Контроперацией руководила Зуева, и это было противнее всего. Говнюк извинялся двусмысленно, ерничал. В общем, мерзость!

Зуева, каленым железом выжигавшая внешних врагов, дома устроила ему тихий расчетливый ад без права помилования.

— Давай разойдемся, — устало попросил он однажды. Она ответила мгновенно:

— Не советую.

И птичка-Песоцкий понял, что увяз всеми коготками. Он знал, что она не блефует, а к войне был не готов. Какая там война! — ему хотелось забиться в уголок со своими киноигрушками, закрыть глаза, и чтобы никто не трогал…

Все пошло по-старому. Работа, спасавшая от тоски, куцая личная жизнь: какие-то пересыпы на бегу, полромана с какой-то журналисткой — что-то пригрезилось человеческое, но уже на второй встрече почувствовал Песоцкий привычный холод в сердце.